Мэри Брэддон - Аврора Флойд

В начале октября Аврора Флойд воротилась в Фельден опять «невестой». Соседи вытаращили глаза, когда до них дошли слухи, что дочь банкира выходит замуж не за Тольбота Бёльстрода, а за Джона Меллиша, владельца Меллишского парка, близ Донкэстера. Они замечали, что Аврора была очень счастлива, что, обманув одного богача, могла подхватить другого; но, разумеется, молодая девица, которой отец мог дать в приданое пятьдесят тысяч, могла себе позволить обманывать мужчин, тогда как более достойные особы изнывали в девичестве до седых волос! Хорошо быть благоразумной честной и правдивой, но еще лучше быть мисс Флойд, дочерью банкира Флойда!

Так рассуждали в Бекингэме, когда Арчибальд привел свою дочь в Фельден и толпа модисток и швей принялась работать приданое так прилежно, как будто у мисс Флойд не было ни одного платья.

Мистрисс Александр и Люси приехали в Фельден присутствовать при приготовлениях к свадьбе. Люси очень похорошела с прошлой зимы; ее нежные, голубые глаза светились более веселым блеском; на щеках был более здоровый румянец; но она вспыхнула, встретившись с Авророй, и несколько уклонялась от ласк мисс Флойд.

Свадьба была назначена в конце ноября. Новобрачные должны были провести зиму в Париже (куда Арчибальд Флойд намерен был приехать к ним), и воротиться в Англию к крэвенской скачке, потому что, к сожалению, получив успех в своей любви, молодой человек принялся думать о прежнем; и существо, бывшее для него дороже всех на свете после мисс Флойд, была гнедая кобыла, названная Авророй и приготовляемая к скачкам на будущий год.

Должна ли я извиняться за мою героиню, что она забыла Тольбота Бёльстрода и питала признательную преданность к обожавшему ее Джону Меллишу? Без сомнения, ей следовало умереть от стыда и горя после того, как Тольбот так жестоко бросил ее; и Богу известно, что только ее юность и жизненность дали ей возможность выдержать сильную битву с угрюмой всадницей на бледной лошади; но, выдержав эту страшную встречу, она была на дороге к выздоровлению. Если горе убивает, то убивает вдруг.

Аврора прохаживалась по тем самым комнатам Фельдена, в которых Тольбот Бёльстрод так часто ходил возле нее; и если в ее сердце было сожаление, то это была горесть тихая, какую мы чувствуем по умершим — горесть, смешанная с состраданием, потому что Аврора думала, что гордый сын сэра Рали Бёльстрода мог бы быть счастлив, если бы был так же великодушен и доверчив, как Джон Меллиш.

Может быть, самым верным признаком здорового состояния ее сердца было то, что она могла говорить о Тольботе Бёльстроде свободно, весело и без краски в лице. Она спросила Люси, не встречала ли она капитана Бёльстрода в этот год, и маленькая лицемерка сказала своей кузине, что говорила с ним однажды в парке, и что, кажется, он вступил в парламент. Кажется! Между тем она знала наизусть его вступительную речь. Аврора могла забыть его и низким образом выйти за белокурого йоркширца; но для Люси Флойд в целом свете был только один мрачный рыцарь, с строгими серыми глазами и с раненой ногой.

Итак бедная Люси была признательна свей блестящей кузине за то непостоянство, которое сделало такую перемену в программе веселой свадьбы в Фельдене. Прелестная молодая поверенная могла теперь с любезной грацией провожать невесту к венцу. Она уже не ходила, как «живой мертвец», а принимала искреннее женское участие в этом деле.

Шумное счастье Джона Меллиша казалось заразительным: Эндрю Флойд был в восхищении от выбора своей кузины. Она уже не отказывалась ездить с ним верхом.

Ни малейшее волнение не нарушало ровного течения жизни жениха и невесты. Йоркширец успел понравиться всем родным своего черноглазого божества. Он льстил их слабостям, потакал их прихотям, предупреждал их желания и так ухаживал за всеми, что я боюсь, как бы между Джоном и Тольботом не делали сравнений, невыгодных для гордого офицера.

Между женихом и невестой была невозможна никакая ссора, потому что Джон следовал за своей возлюбленной как невольник, живший только для того, чтобы исполнять ее приказания; а Аврора принимала его преданность, как султанша, с грацией, которая шла к ней удивительно. Снова стала она ходить в конюшню и осматривать лошадей своего отца, в первый раз после того, как уехала из Фельдена в парижскую школу; снова стала она ездить верхом в шляпе, возбуждавшей большую критику: эта шляпа вошла теперь во всеобщее употребление, но была еще нова для света осенью пятьдесят восьмого года.