Айрин Хант - Счастливая встреча

— Нет. Я вырос без комплексов. — И задумчиво добавил, в то время как кончики его пальцев касались его четко очерченных губ: — Не совсем так. Когда мне было лет девять или десять, меня стало возмущать, что отец приходил только иногда, играл со мной, разговаривал, а потом исчезал на многие недели. В этот период я стал доставлять немало неприятностей. — Адам медленно и сердечно улыбнулся, сощурив глаза, а Селина вдруг почувствовала к нему нежность.

Она быстро налила себе еще кофе и стала пить обжигающую жидкость, как бы наказывая себя за свой бездумный вопрос, а он задумчиво сказал:

— Мы с тобой во многом похожи. Мы оба знаем, чего хотим от жизни, и добиваемся этого. Но у нас нет эмоциональной привязанности, наверное, потому, что в действительности мы чувствуем себя неуверенно. Твои родители рано умерли, и ты почувствовала себя брошенной, отданной, как бездомная собачонка, в чужие руки. Как я тебе объяснял, я раньше тоже чувствовал себя отверженным, пока моя мать не поняла, почему я стал плохо себя вести, и не объяснила мне все. — Он наклонился вперед, пристально глядя на нее: — Она сказала мне, что мой отец глубоко любит меня и гордится мной. Но он не любит ее — по крайней мере, не так, как любит Ванессу. Поэтому он должен быть с Ванессой, но он приходит навещать меня как можно чаще и все время думает обо мне. Посте этого я смирился с тем, что довольно редко виделся со своим отцом, а благодаря письмам, которые он писал мне каждую неделю, стал лучше понимать его. — Адам улыбнулся. — Позже из тех же писем я все узнал и о тебе — как ты пришла в их дом, какая ты смелая и горячая, как идут твои дела в школе, как ты ударила Доминика и поставила ему синяк под глазом за то, что он вырвал все цветы, которые ты вырастила на своей части сада. Ты так или иначе принесла много радости в его жизнь.

Его глаза потеплели так, что стали похожи на прозрачные зеленые озера, и она была не в состоянии оторваться от них. Он мягко сказал:

— Его незатейливое любование твоим твердым характером заразило и меня. Я почувствовал твое обаяние еще задолго до того, как познакомился с тобой.

Это уже было слишком, больше, чем она могла воспринять и осмыслить сразу, прямо здесь. Ей потребуется какое-то время побыть одной, чтобы обдумать все, что он только что рассказал. Усилием воли она оторвала взгляд от его твердого, почти гипнотического взгляда и, допив остатки вина, уцепилась за единственную безопасную ниточку в его откровениях и спросила с хорошо разыгранной озабоченностью:

— Кстати о Доминике, ты видел его? Возвращается он на работу?..

Ей никогда не узнать, был ли он разочарован тем, что она проигнорировала его проникновенный рассказ о своих отношениях с Мартином в детстве, его признание — которому можно верить или нет, — в том, что его интерес к подробностям ее жизни не был случайным. Она боялась взглянуть на него, чтобы понять, говорит ли он правду или лжет.

Она продолжала смотреть на сплетенные пальцы своих рук, которые лежали на ее коленях. Когда он ей ответил, тон его голоса был совершенно ровный, по нему нельзя было ничего узнать.

— Я его видел. Я дал ему несколько выходных, с тем чтобы он привык к мысли, что ему придется выплатить из своей зарплаты все до последнего пенса, вернуть деньги, которые он взял «взаймы». В течение последующих десяти лет ему явно не будет хватать денег на карманные расходы. В понедельник он придет в офис, чтобы работать в полном смысле слова без отдыха.

Адам поднялся, и Селина осторожно взглянула на него, почувствовав, что у него изменилось настроение.

— Я не думаю, что он еще раз допустит подобную ошибку. Он знает, что будет с ним в этом случае.

Селина встретилась с ним взглядом и быстро отвернулась — его глаза были жесткие и холодные, словно осколки зеленого стекла. Она не хотела бы быть его врагом. Она беспомощно задрожала, а он без всякого выражения посоветовал: — Несколько теплых шерстяных вещей не будут смотреться так соблазнительно, как то, во что ты сейчас одета, но зато наверняка в них ты не замерзнешь. — Он повернулся, собираясь уходить. — Извини меня, но у меня важные дела, я пойду к себе. Сегодня я тебя уже не увижу, так что почему бы тебе не одеться потеплее, чтобы не дрожать от холода?..

Ей надо было снова надеть тот атласный халат. Его шелковистая ткань охлаждала бы ее разгоряченную кожу, это чувственное возбуждение… Если бы она была в нем, интересно, снял бы Адам его с нее, чтобы гладить ее возбужденное тело, ласкать и любить ее?