Генри Вуд - Замок Ист-Линн

Ричард подошел к матери и поцеловал ее. Миссис Хэйр ласково взяла его руку и более не выпускала ее. С ней за эти дни произошла чудесная перемена: она снова выглядела молодой и счастливой.

— Мама, Барбара решила отправиться на побережье. Они выезжают в понедельник.

— Замечательно, мой дорогой. Это пойдет ей на пользу. Ричард, — она склонилась к мужу, по-прежнему не выпуская руки сына, — Барбара согласилась поехать к морю. Это поможет ей восстановить силы.

— Да-да, — кивнул судья. — Восстановить. К морю? Не можем ли и мы поехать?

— Конечно, дорогой, если ты хочешь. Вот только окрепнешь немного — и поедем.

— Да-да, — снова закивал бедняга. Теперь он все время отвечал подобным образом. — Окрепну. Где Барбара?

— Она уезжает в понедельник, сэр, — сказал Ричард, также наклонившись к отцу. — На пару недель, не больше. Но они говорят, что осенью снова поедут к морю.

— Не могу ли я тоже поехать? — повторил судья, умоляюще глядя в лицо Ричарду.

— Вы обязательно поедете, дорогой отец. Может быть, месяц — другой на свежем воздухе полностью излечит Вас? Мы можем поехать все вместе: мы и Карлайлы. На следующей неделе к нам приезжает погостить Анна, а после ее отъезда и мы можем отправиться в путь.

— Да, все вместе. Приезжает Анна?

— Разве ты забыл, дорогой? Она приезжает к нам на месяц, и м-р Клизерой, и дети. Я так рада, что тебе стало лучше к ее приезду! М-р Уэйнрайт говорит, что завтра тебе можно будет прокатиться в коляске, — сказала миссис Хэйр, добрые глаза которой снова наполнились слезами.

— А я буду кучером, — рассмеялся Ричард. — Вспомним старые добрые времена. Помните, отец, как я умудрился однажды лунной ночью сломать дышло: и Вы потом полгода не позволяли мне править лошадьми?

Бедный судья рассмеялся в ответ и продолжал смеяться до тех пор, пока слезы не потекли у него по лицу, возможно, и сам не имея ни малейшего представления о причине своего смеха.

— Ричард, — почти тревожно спросила миссис Хэйр, нервно сжав руку сына, — уж не с Эфи ли Хэллиджон ты только что беседовал у калитки?

— Вы видели ее? Во что она себя превратила! Как ей не стыдно ходить по улицам в таком виде? Впрочем, меня удивляет то, что она вообще показывается людям на глаза.

— Ричард, ты… ты… не увлечешься снова? — прошептала она.

— Мама!

Его нежные голубые глаза неожиданно строго взглянули на мать. Ах, эти чудесные глаза! Они были как две капли воды похожи на глаза Барбары и самой миссис Хэйр, и сейчас их взгляд оказался красноречивее любых слов.

— Матушка. Я не буду принадлежать никому, кроме Вас. Вест-Линн, как я понял, уже вовсю обсуждает мое будущее: кто гадает, не попаду ли я снова в сети к Эфи, кто считает, что я сразу приударю за Луизой Доубид. И все они ошибаются: мое место — рядом с моей дорогой мамой, по крайней мере — на несколько ближайших лет.

Она радостно прижала его руку к своей груди.

— Мы должны быть счастливы рядом, чтобы забыть о прошлом, поскольку нам с Вами пришлось тяжелее всех. И мы будем счастливы в нашем доме, живя друг для друга и стараясь поддержать моего бедного отца.

— Да-да, — умиротворенно вставил судья Хэйр.

Именно так все и будет. Ричард вернулся в свой дом, в сущности, его хозяином, поскольку судье уже не суждено снова стать настоящим главой семейства. Он вернул свое прежнее положение, он снова заслужил расположение Вест-Линна, который, будучи верен своей привычке во всем впадать в крайности, теперь готов был заласкать его до смерти. Отныне у них будет счастливый дом! Миссис Хэйр всем сердцем возблагодарила за это Господа. Возможно, и Ричард вознес в этот момент благодарственную молитву.

А что же несчастный осужденный в камере для приговоренных к смерти в Линборо? Как все и ожидали, смертный приговор не был приведен в исполнение. И мы — при всей нашей неприязни к сэру Фрэнсису — не сможем упрекнуть судью, который не слишком настаивал на этом. Разумеется, он сознательно убил Хэллиджона, но сделал это в приступе ярости, а не по холодному злому умыслу. Смертную казнь заменили пожизненными каторжными работами, то есть куда более позорным приговором, по мнению самого сэра Фрэнсиса, и весьма нежелательным в глазах его супруги. Что толку скрывать правду?

Леди Ливайсон оставалось последнее утешение: ожидать того времени, когда она останется одна со своим несчастным ребенком и сможет, укрывшись в каком-нибудь уединенном месте, забыть этого человека, его ужасное преступление и бесславный конец. Но ему не суждено было умереть; ее имя и имя ребенка по-прежнему будут связывать с ним! При одной мысли об этом сердце ее погружалось в пучину возмущения и ужаса.