Джон Пэрис - Кимоно

Джеффри слыхал эти тирады и раньше. Это был конек Реджи.

— Но что же вы предполагаете делать? — спросил он.

— Что делать? Конечно, музыка прежде всего. Перед моим отъездом из Англии несколько мюзик-холлов предлагали мне семьдесят фунтов в неделю за выступление в них. Сначала предлагали даже двести пятьдесят, потому что воображали, что я имею титул. Мое официальное жалованье — двести фунтов в год. Как видите, я не понес бы материальных потерь.

— Так вы хотите оставить дипломатию, потому что пресыщены ею или же ради Яэ Смит? Я это не вполне понимаю, — сказал Джеффри.

Он все раздумывал о сцене вчерашнего вечера и находил теперь очень удобным объяснять поведение Яэ возбуждением — следствием полученного ею предложения.

— Яэ — непосредственная причина; крайнее пресыщение — причина основная, — отвечал Реджи.

— Чувствуете ли вы, что очень любите ее? — спросил его Друг.

Молодой человек размышлял с минуту, потом ответил:

— Нет, я не влюблен в точном смысле слова. Но она представляет собой как раз то, чего я желал. Я был так одинок, Джеффри, и мне нужно было кого-нибудь, какую-нибудь женщину, конечно; а я ненавижу интригу и адюльтер. Яэ никогда не раздражает меня. Я ненавижу болтливую суетню современных женщин, их маленький спорт, их маленькую ученость, их маленькую серьезность, маленькую благотворительность, маленькое подражание жизни мужчин. Мне нравится тип женщины сераля, ленивой и пустой, мало отличающейся от красивого животного. Я могу играть с ней и слушать ее мурлыканье. У нее не должно быть ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестер, ни общественных связей, чтобы не путать меня в них. Она не должна пытаться проникнуть в тайны моего ума, не должна ревновать меня к моей музыке или ожидать моих объяснений. Еще меньше объяснять меня другим — жена, выводящая мужа на показ, как обезьяну, — какой ужас!

— Но, Реджи, старина, любит ли она вас?

Идеи Джеффри были достаточно стереотипны. По его мнению, только великая любовь обеих сторон могла бы извинить такой странный брак.

— Любовь! — вскричал Реджи. — Что такое любовь! Я могу чувствовать любовь в музыке. Я могу чувствовать ее в поэзии. Я могу увидеть ее в солнечном сиянии, в сыром лесу, в фосфоресцирующем море. Но в действительной жизни! В брачной постели, в обмене пота и чувств, как выразился Наполеон! Я понимаю вещи слишком абстрактно, чтобы чувствовать себя влюбленным в кого-нибудь. Так я и не думаю, чтобы кто-нибудь мог действительно влюбиться в меня. Это как с религиозной верой. У меня нет веры, но я верю в веру. У меня нет любви, но есть великая любовь к любви. Блаженны те, которые не видели и уверовали!

Когда Реджи бывал в таком состоянии, как теперь, Джеффри терял надежду добиться от него толка, а между тем он чувствовал, что случай был слишком серьезен и что улыбаться нельзя.

Они шли обратно в отель с намерением завтракать.

— Реджи, вы уже совершенно решились? — спросил его друг торжественно.

— Нет, разумеется нет. Я ведь никогда не мог этого.

— И вы намерены жениться скоро?

— Не сейчас, нет; и все это еще тайна, пожалуйста.

— Я рад, что это не так спешно, — ворчал Джеффри. Он знал, что девушка была легкомысленная и не отличалась достоинствами. Но представить Реджи доказательства этого — значило обнаружить собственное соучастие; а предать женщину так коварно было бы гораздо большим преступлением против хорошего тона, чем его минутный и незначительный вчерашний проступок. Фундамент романа Реджи был так явно непрочен. Если только брак будет отложен, время подточит хрупкую постройку.

— Все-таки есть одна вещь, о которой вы забываете, — сказал Реджи с некоторой горечью.

— Что это, старина?

— Когда кто-нибудь объявляет о своем обручении с самой милой девушкой в мире, друзья приносят ему свои поздравления. Это — хороший тон, — прибавил он лукаво.

Джеффри Баррингтон решил не мучиться больше мыслью о Яэ Смит и, конечно, не рассказал эпизода с великим Буддой ни жене, ни Реджи Форситу. Он, собственно, и не стыдился этого инцидента, но понимал, что он легко допускает дурные истолкования. Он, безусловно, не был влюблен в Яэ; и она, сделавшись невестой его друга, само собой разумеется, не могла любить его. Бывают известные неестественные состояния души, за которые мы не можем быть вполне ответственны. Среди них и то настроение, которое порождает бальный зал, делающий благоразумных людей безумными. Музыка, вино, бешеное кружение, откровенная красота женщин и смущающая близость к ним создают необычную атмосферу, которую знает большинство у нас, настолько околдовывающую, что поклонение одной женщине может заставить нормального человека целовать другую. Объяснить это, конечно, невозможно, и в результате дела идут своим путем. Ловкий народ — матери со зрелыми дочерьми на руках — изучили эффекты этой психической химии и пользуются своим знанием. Сам Джеффри под влиянием таких обстоятельств бывал виновным и в больших нескромностях, чем поцелуй полукровной девушки.