Николай Новиков - Предвыборная страсть

— Не нужна мне никакая другая страна. Я могу быть здесь президентом… — Она улыбнулась. — Твоим личным.

— И не надейся. Ты всегда будешь для меня только любимой женщиной. Только моей, только любимой, только женщиной.

— Как ты угадал мои мысли? Я больше никем не хочу сейчас быть, устала ужас как. Только твоей, только любимой, только женщиной. Ради этого я все готова бросить. Может, и домохозяйка из меня какая-никакая выйдет?

— Я помогу тебе. Я буду рядом с тобой. Самое страшное, что со мной было после нашего свидания, — ощущение собственной беспомощности. Я ненавидел себя за это!

— Ты ведь ничего не мог сделать.

— Я пытался…

— И ошибся, милый. Дурачок… Не подумал о том, что самое страшное для меня — снова, после шестнадцатилетнего ожидания, потерять своего любимого? Надо бы тебе выговор объявить…

— С занесением?

Она улыбнулась:

— Садись в машину, умник, я отвезу тебя домой. — Заметив, что он готов обнять ее, поцеловать, предупреждающе взмахнула рукой: — Нет-нет, не сейчас, Андрюша… Пожалуйста, пойми меня правильно…

Как же трудно было сдерживать себя! После всех испытаний, мучений, бессонных ночей — невыносимо просто!

Всю дорогу они молчали, и лишь когда вошли в подъезд его дома — Лера хотела присутствовать при неожиданной и счастливой встрече матери с сыном, — поднялись по лестнице на второй этаж, она не выдержала и со стоном бросилась к нему, прижалась всем своим дрожащим телом. Ее губы с жадностью искали его губы, нашли, но страстного, долгого, долгожданного поцелуя не получилось…

Лера потеряла сознание.

Татьяна Федоровна никак не могла решиться. Вначале ей казалось, что лучший способ уйти из этого кошмарного, несправедливого мира — броситься с балкона вниз. Долго стояла, смотрела, но… несмотря на выпавший снег, под окном была большая, грязная лужа. Упасть в нее и валяться потом в грязи?

Так умирать не хотелось. Это ж раз в жизни бывает — собственная смерть, надо хоть как-то прилично помереть.

А как?

Оно конечно, проще всего пальнуть в себя, приставить наган к сердцу, нажать на курок — и готово. Да где ж его взять, наган-то? Не из фиги в себя ж стрелять!

Говорят, люди себе вены режут: залезут в ванну, в горячую воду, разрежут и помирают себе тихохонько. Вроде как засыпают. Но с другой стороны, негоже пожилой женщине голой в ванне сидеть, когда чужие люди придут.

И яду такого, чтоб сразу, без мучений уйти на тот свет нету.

Оставалось одно только средство — веревка. И Татьяна Федоровна сняла бельевой шнур на балконе, сделала петлю, примерила, даже слегка затянула — должно получиться. Только вот куда верхний конец привязать? Так она сидела с петлей на шее и думала. Страха уже не было, напротив, сильней и сильней крепло мнение, что правильно решила. Оставалось место прочное в квартире выбрать, чтоб не опростоволоситься. Все ж таки — раз в жизни бывает…

За этим занятием и застал ее звонок в дверь. Вот принесла кого-то нелегкая! Татьяна Федоровна решила не открывать, только спросить: кто? Если опять милицейский начальник приперся, пусть убирается, не о чем им говорить!

— Мама, это я, открывай.

— Андрюша?! Господи! Да как же это?! Или мне снится…

Татьяна Федоровна трясущимися руками отперла дверь, распахнула — на пороге стоял Андрей. Но броситься ему на шею, обнять своего дорогого сыночка нельзя было. В руках он держал… Боже правый! Мэра города! Татьяна Федоровна посторонилась, пропуская сына в квартиру.

Андрей быстро прошел в свою комнату, бережно уложил — подумать только, саму Валерию Петровну! — и лишь после этого обнял мать.

— Все нормально, мама, я дома. Я никого не убивал, передо мной даже начальники извинились.

— Да кого ж ты принес? — ужаснулась Татьяна Федоровна. — Зачем она здесь нужна?!

Лера открыла глаза, села на кровати.

— Извините… — пробормотала она. — Я сейчас уйду…

Андрей внимательно посмотрел на мать и только теперь увидел петлю на ее шее.

— А это что такое, мама?! — крикнул он.

— Чуток позже, сына, и ты бы не застал меня в живых, — всхлипнула Татьяна Федоровна. — А все из-за нее. — Она показала на Леру. — Звонила, думала, хоть поговорю, объясню, что ты никого не убивал, так ее секретарша заорала на меня: когда твоего сына расстреляют, и я, и Валерия Петровна будем прыгать от радости! Что мне оставалось делать, сынок? На что еще надеяться? Вот я и собралась…

— Какая дрянь! — сказала Лера, вставая на ноги. Но голова закружилась, и она снова присела, потом склонила голову на подушку. — Я немедленно уволю ее. Выгоню сейчас же…