Максин Барри - Лёд и пламень

— Только люди с вульгарным вкусом спят на цветных простынях, — надменно сообщила Дженис.

Она особенно гордилась тем, как отделала спальни. Каждый этаж имел свою цветовую гамму: первый — золотистый с кремовым, второй — сине-зеленый, третий — серый с розовым, а четвертый — венец ее искусства — был точно серебро и слоновая кость. Они осматривали последнюю спальню на четвертом этаже, когда Дженис наконец не выдержала и вызывающим тоном спросила:

— Ну как? Тебе нравится или нет? Дождусь я от тебя хоть слова?

Она стояла перед ним натянутая как струна, и грудь ее вздымалась под жакетом от учащенного дыхания.

— Майк, встретимся с тобой в два часа в Лидсе, идет?

Крис так небрежно бросил эти слова, что Дженис не обратила на них внимания. И только когда Майкл вдруг вышел, кивнув, она поняла, что они означали. Джермейн и она остались в спальне вдвоем, и тут она почувствовала, что теряет контроль над собой, что она полностью в его власти.

— Ты хорошо поработала, Дженис, — сказал Кристофер просто и сделал шаг к ней.

Ни от кого другого она бы не приняла такую скупую похвалу, но для этого человека Дженис готова была сделать исключение. С тихим смешком она поднялась на цыпочки и приникла к нему, с чувственным трепетом ощутив всю силу и крепость его тела, которое не подалось ни на дюйм, когда она прижалась к нему. Обвив руками его шею и оторвав ноги от пола, она повисла на нем всем телом, но он не покачнулся и тут. Ее соски заболели, настолько плотно груди прижались к его твердой, словно из мрамора изваянной, груди. Кристофер улыбнулся алчно изогнутыми губами и обнял ее. Она решила, что до него наконец дошли те пылкие призывы, которые она посылала с самой их первой встречи, но причина была, в общем-то, другой. Несколько дней, с самого отъезда из Америки, он не имел близости с женщиной, и его тело уже недвусмысленно ее требовало. Сделав шаг к кровати, он медленно уложил Дженис на белое атласное покрывало и так же неторопливо начал раздевать.

Кристофер всегда имел успех у женщин. Этому помогали, конечно, его внешность и его деньги, но не только в них было дело. Он понимал женщин так, как мало кто из мужчин понимает их. И они чувствовали это. Его отношения с женщинами складывались легко и удачно как в постели, так и вне ее. Но, несмотря на все это, он ни разу еще не был женат. Иногда он спрашивал себя почему, но обычно бывал слишком занят, чтобы всерьез поискать ответ. Он считал, что если бы встретил ту единственную женщину, которая создана для него, то сразу узнал бы ее. Но такая женщина ему еще не встречалась.

Довольный, что может воспользоваться сейчас обычной ни к чему не обязывающей ситуацией, он скользнул руками вниз, к обтянутым черными чулками ногам Дженис, и ощутил, как все мускулы ее напряглись и затрепетали под его ласкающими пальцами. Мягким движением он снял с нее туфли и дразняще провел ладонью по щиколоткам. Потом его руки скользнули по икрам и добрались до сливочно-белых бедер, умело управившись с подвязками и скрутив шелковисто-прозрачную ткань чулок вниз по ногам.

Уставившись на него широко раскрытыми, потемневшими от желания глазами, Дженис невольно издала сдавленный стон. В нетерпении она приподнялась и, поспешно расстегнув пуговицы жакета, тут же лихорадочно сбросила его. Перламутровые пуговки ее шелковой блузки едва не отлетели с треском — так решительно она расправилась с ними. Кристофер наблюдал за ней полуприкрытыми глазами, оценивающе и слегка отстраненно. Дженис явно была склонна сама командовать в постели, и когда она схватила его за голову и потянула вниз, он не возражал. Приникнув к ее соскам, он довольно сильно прикусил один из них, так что она вскрикнула от боли, но тут же новыми ласками заставил ее забыть о ней.

Дженис застонала. Ее руки проникли за ворот его рубашки и шарили по гладкой, выпуклой, покрытой негустыми волосами груди. Ей не терпелось, ей отчаянно хотелось соития, и, не в силах больше сдерживаться, она быстро расстегнула пряжку его ремня, рванула молнию на брюках длинными накрашенными ногтями. Когда ее руки обвились вокруг него, он застонал и, обхватив руками ее податливо-мягкие ягодицы, приподнял, чтобы окончательно слиться с ней. Глаза Дженис сомкнулись, стоны наслаждения вырвались из приоткрытого рта.

Прежде она всегда в этот момент сознавала свое превосходство. Когда мужчина был внутри нее, он делался ее пленником. Но сейчас, как только она сомкнула ноги вокруг спины Криса, а ее обнаженное тело оказалось придавленным его телом, почти полностью одетым, она почувствовала себя порабощенной. Он господствовал, диктуя ей ритм, до умопомрачения медленный и волнующий. Но через некоторое время досада, что не она здесь господствует, не она направляет, была забыта, исчезла с ее первым криком экстаза.