Максин Барри - Лёд и пламень

Войдя в гостиную, она со вздохом бросила на стул норковое манто и подошла к окну. Бутылочно-зеленые бархатные портьеры сдержанно обрамляли его, а за стеклом открывалась великолепная панорама Нью-Йорка, замыкавшаяся на горизонте полоской Гудзона. Несколько полотен Дали, Пикассо и, разумеется, Кейта Вентуры украшали стены гостиной. Очевидно, эта неделя у нас проходит под знаком оранжевых лилий, рассеянно отметила она, обнаружив две прихотливые композиции из этих цветов в разных углах комнаты. Сбросив туфли, она направилась в ванную, где наполнила ванну и, напустив туда душистой, пахнущей сиренью пены, с наслаждением погрузилась в горячую воду.

Расслабление приходило медленно, очень медленно. Она в самом деле теперь свободна от Ланса и от этого всеобщего посмешища — своего с ним брака. Это было так чудесно, что она едва могла поверить.

Мэрион уселась в ванне — ее маленькие груди с розоватыми сосками показались над поверхностью пены — и постаралась припомнить, как чувствовала себя в день свадьбы. Ей было тогда всего восемнадцать, что все-таки извиняло ее. Она была хорошо защищена. Ни один мужчина не мог приблизиться к папенькиной дочке, за исключением, конечно, таких, как Ланс Прескотт, чьи предки были исконными американцами из первых поселенцев, ступивших на эту землю триста лет назад. Лишь подобным счастливчикам разрешалось приближаться к Принцессе Вентуре, никогда не знавшей никаких забот и тревог. Но вследствие этого она ничего не знала ни о жизни, ни о мужчинах — абсолютно ничего. Что же тут удивительного, если ее буквально ослепил Ланс, который в совершенстве знал искусство обольщения и, когда хотел, мог пустить его в ход.

Неохотно выйдя из горячей ванны, Мэрион завернулась в мягкое полотенце и подошла к одному из зеркал. Она увидела в нем невысокую двадцатичетырехлетнюю женщину с темно-карими глазами и блестящими черными волосами, которые обвивали ее гибкие плечи и по-девичьи узкую грудь.

— Посмотри на себя, — тихо сказала себе Мэрион. — Ты Принцесса Вентура и больше никто. Совсем никто… — Она ничего не сделала, чтобы заработать свое огромное богатство — абсолютно ничего. У нее — и это факт! — не было ни одного рабочего дня в жизни. Председательствовать на двух-трех благотворительных собраниях и посадить какое-то дерево в парке — просто не в счет.

Она резко повернулась, отбросив грустные размышления, и прошла к встроенному шкафу, занимавшему в комнате целую стену. Достала первое, что попалось под руку, — светлую, абрикосового цвета юбку и ультрамодную блузку в кремовых тонах. Медленно оделась и лениво расчесала волосы. Мэрион чувствовала себя очень усталой. Хотя развод был теперь позади, она понимала, что ей надо сделать еще очень много, чтобы зажить наконец своей собственной жизнью. Но сейчас, прямо сейчас, она слишком измучена, чтобы затевать какие-то перевороты в своей жизни. Она подошла к кровати, огромному сооружению старинной английской работы, принадлежавшему, по слухам, чуть ли не Жозефине Бонапарт, и улеглась, спрятав свое освеженное лицо в атласную белую подушку. Сегодня у нее был самый тяжелый день в жизни. И, слава Богу, он кончился.

Но через пять минут телефонный звонок резким настойчивым звуком вырвал ее из полудремы.

— Алло, — недовольно сказала она.

— Мэрион? О, я так рада, что застала тебя.

Мэрион сразу узнала голос Кэрол Бэллинджер. Это была последняя «подруга» ее отца, приятная женщина, ее сына недавно избрали в сенат. Звонок был столь необычным, что Мэрион тут же села в постели и сердце ее учащенно забилось.

— Что-то с папой? — Слова застывали на ее непослушных губах, но Кэрол нетерпеливо прервала ее.

— Нет. Но вещь неприятная… Кейт… он, представляешь… баловался наркотиками. Мы сейчас в больнице — ты знаешь, где в Манхэттене больница? Думаю, тебе лучше приехать сюда. Твой отец очень расстроен.

— О Боже! — прошептала она. — Я сейчас же приеду.

К счастью, найти такси возле отеля «Башня Вентуры» было делом несложным, и через несколько минут она уже мчалась в больницу. Сидя на заднем сиденье, не чувствуя холодного мартовского воздуха, Мэрион до боли кусала нижнюю губу. Она, конечно, знала, что Кейт покуривает травку, но стоило ли так уж волноваться, если это делали почти все?

Перед ее мысленным взором возник брат, каким она видела его в последний раз. Это было в его студии на Ист-Сайд, которую он завел несмотря на неодобрение отца. Вместе с несколькими друзьями-художниками он сидел за столом, ставя Мэрион в тупик своими разговорами о неоимпрессионистской новой волне или чем-то в этом роде. Кейт пил дешевое вино и был одет в грязные потрепанные джинсы. Мэрион знала, как он ненавидит свою работу в офисе и как переживает, если у него ничего не получается на холсте. Видимо, поэтому он и обратился к наркотикам. Облегчить свои душевные мучения, преодолеть разочарование в жизни, которое он, должно быть, ощущал…