Фрэнсис Шервуд - Ночь печали

— Благодарение Господу! — с облегчением вздохнул отец Ольмедо.

— А где золото? — вскинулся Кортес.

— Я потерял свою книгу, — подошел к ним Берналь Диас. — Потерял мою книгу, — расплакался он. — Весь мой труд.

Все уставились на него.

— Книгу, Берналь Диас? — возмутился отец Ольмедо. — Ты плачешь из-за книги? Некоторые умерли.

Выжившие собрались на берегу.

— Где золото? — повторил Кортес.

— На дне озера, — ответил Агильяр. — Многие из наших солдат умерли богатыми.

— Проклятье! Мы вернемся и достанем все золото, до последней монеты, — топнув ногой, Кортес вскинул кулак в воздух. — Нуньес, ты здесь? Ты жив?

— Жив, господин.

Кай держала на руках малышей.

— Ах вот он, наш глашатай, определитель времени! Ты очень важен для нас, muy importante. Владыка времени и кораблей, часовщик и плотник. Послушайте, офицеры мои, у меня есть идея. Мы не уйдем неотомщенными, ни в коем случае. Мы не должны отказываться от наших целей.

Кортес весь намок, волосы облепили его голову. Он не имел ни лошади, ни меча, ни золота, ни земли, ни пищи. Его славная армия была разбита.

— Нуньес, ты построишь в Тласкале корабли, которые можно разобрать, мы перевезем их по суше, соберем вновь и нападем с озера. Мы станем моряками, и, солдаты мои… — вскинул кулак Кортес, — мы постепенно приобретем новых союзников. Тласкальцы, семпоальцы, ксокотланцы, — он оглянулся. — А где индейцы, которые были с нами? Где они?

— Многие умерли, Кортес. Другие… я не знаю.

— Неважно. Мы умножим их ряды. Здесь и сейчас, этим утром, 30 июня 1520 года, говорю я вам: Берналь Диас, не плачь. У тебя будет другая книга. Будут бумага, перья, чернила. Я все помню. Я все тебе расскажу. Более того, ты сможешь описать наш славный крестовый поход, в котором мы принесем Слово Божье и все блага цивилизации этому варварскому народу. Они заплатят за этот бунт. Мы сравняем с землей их город, уничтожим их страну. Мы заберем наше золото, все наше золото. Это наша страна, и она подчиняется Богу и Папе Римскому, королю и закону. Мы отберем эту землю у повстанцев. Новая Испания — это наша Испания.

Никто его не слушал. Солнце поднялось выше, к берегу подплывали новые тела и бились о скалы. Солдаты, лошади, ацтеки, обломки моста… Прилив окрасился багряным. Отец Ольмедо начал молиться вместе с выжившими.

— Это была грустная ночь, ночь слез. Ночь печали, — сказал отец Ольмедо. — Noche Triste.

Если бы у Берналя Диаса была его книга и перо, он написал бы: «30 июня 1520 года, Ночь печали, ночь, полная слез и горя».

Кортес едва мог дождаться того момента, когда молитва окончится, но отец Ольмедо все говорил и говорил, словно им не следовало бежать, спасая жизни. Еще пара слов, и они, собрав все, что осталось, отправятся в путь. С Кортесом оставались его Малинцин, его Нуньес и Альварадо, его Аду, его Агильяр. Жаль, Исла погиб.

— Да, друзья мои, это была горестная ночь, Ночь печали, — вновь начал он, когда прозвучало слово «аминь». — Впереди нас ждет долгий путь.

Влажный песок был усеян телами, с вершины храма неслась барабанная дробь жертвоприношения, казалось, что крови в озере больше, чем воды, но Кортес встал на берегу в ту же позу, что и всегда во время произнесения речей: правая нога впереди, живот втянут, грудь выпячена.

— Мы потеряли многих храбрецов. — Он в пафосном жесте вскинул руки. — Господи, прими их в Царствие Твое! Но я обещаю вам, выжившим, — он поднял вверх палец, словно обращался к восхищенной публике, членам суда, классу школьников, — мы еще вернемся.

Кай переодела младенцев в сухое, перепеленала их и теперь кормила грудью. Отец Ольмедо лежал на спине, как когда-то Франсиско. Агильяр думал о том, что, попав в Веракрус, он сумеет выбраться в Испанию, например, под предлогом того, что нужно отвезти императору письмо, которое напишет Берналь Диас. И как он только мог мечтать о том, чтобы поселиться в Теночтитлане! Аду глядел на Малинцин. Интересно, ее рука теперь всегда будет висеть плетью? Как ее вылечить? Шевеля рукой, Малинцин постанывала. Аду чувствовал ее боль, словно это у него плечо было сломано.

— Мы построим огромную катапульту и станем швырять в город камни. Мы перекроем поставки пищи. Мы заблокируем подачу воды из Чапультепека. Мы заморим их голодом. Мешика умрут от жажды. Мы возьмем их в осаду. Мы сотрем их город в пыль и захватим империю.

— Простите, — вмешался отец Ольмедо. — А нам не пора хоронить мертвых?

— Никогда не бойтесь. Никогда не отступайте. Nunca, nunca. У нас нет времени.