Имоджен Эдвардс-Джонс - Отель Вавилон

— Джино, — окликаю его я, подходя.

— А, привет, друг! — Его глаза светятся довольством коммерсанта.

— Пришел сказать, что вынужден работать в двойную смену. Так что, если возникнут какие-нибудь неприятности, обращайся.

— Ага, непременно. — Джино делает шаг в сторону, уступая место Франческо, который собрался подсчитать выручку. — И, если появятся излишки, принесу угостить.

— Гм… — Улыбаюсь.

— Когда свалит долбаный проверяющий, — добавляет Джино, кивая в сторону подсобного помещения.

— Он до сих пор здесь? — спрашиваю я, удивляясь, что Джино так смел почти у ревизора перед носом.

— Через десять минут уйдет, — говорит бармен, грозя кулаком в сторону подсобки. — Не тянул бы резину, — добавляет он громко, но прикрывая рот рукой. — А то чувствуешь себя не в своей тарелке, мать твою.

— Я все слышу, — говорит мистер Кент, выходя в зал с папкой в руке.

— Ну, так подайте на меня в суд! Кстати, сейчас мне предстоит налить в бокал виски. Не желаете пронаблюдать, не пролью ли я несколько капель, которые будут стоить целых двадцать пять пенсов?

— Нет, спасибо, — отвечает мистер Кент. — На сегодня с меня достаточно.

— Слава Богу! — театрально восклицает Джино.

— Должен признать, — добавляет мистер Кент, — вы отлично ведете дела, мистер Лаури.

— Наконец-то, черт побери! Он отвешивает мне комплимент! — гремит Джино.

— Да, представьте.

— Я ведь сто раз вам повторил: того, кто ворует «Бомбейский сапфир», у нас вы не найдете. Проверяйте хозяйственную службу, мистер Кент, хозяйственную службу!

— Не беспокойтесь, мистер Лаури, — говорит ревизор. — На следующей неделе сразу возьмусь за них.

— Э-э…

— Ну что ж. Желаю вам удачного вечера.

— И вам того же, — отзывается Джино.

— Удачи, — произношу и я. — Еще увидимся.

— Само собой, приятель. И можешь не сомневаться…

— Хорошо. — Улыбаюсь. — Спасибо.

Иду назад к приемной стойке — на душе теперь не столь тяжко.

Когда я возвращаюсь, Лиз уже в пальто. То и дело бегает в служебку, рада-радешенька, что вот-вот отчалит.

— А, наконец-то вернулся. — Улыбается. Удивительное дело: когда рабочий день почти закончен, человека словно подменяют. — Позвонили два уборщика, говорят, тоже заболели.

— Два?

— Угу, — отвечает Лиз, скрепляя стэплером какие-то бумаги. — Да, кстати, нашла для тебя… — Протягивает мне коробочку с проплюс. — Тут их не так много. Как думаешь, тебе хватит? Или послать Джеза, пусть купит еще?

— Нет, — отвечаю я, доставая четыре таблетки. — Уверен, что продержусь.

— Может, не стоит глотать целых четыре за раз? — спрашивает Лиз.

— Стоит, иначе я как пить дать отключусь.

— Серьезно? — В ее голосе как будто тревога.

— Да. — Беру таблетки в рот.

— До завтра.

— Ага. Говорят, уже взяли новую девушку вместо Мишель. Завтра будете вместе работать.

— М-м, — мычит Лиз, не очень-то радуясь. — Интересно, какая она.

— Насколько я слышал, хорошенькая, — сообщаю я, просто чтобы позлить Лиз.

— Ну и чудесно! — Ее приподнятому настроению, как видно, сейчас ничто не помеха. — Держись тут.

— Постараюсь.

— Пока, — говорит Лиз, проходя мимо Тони.

— Пока, — отзывается он.

Вестибюль все больше походит на железнодорожный вокзал. Постояльцы идут в ресторан, направляются на встречи с друзьями или просто поужинать где-то в другом месте. Два джентльмена в теплых кашемировых пальто и с тяжелыми кожаными портфелями в руках шагают в бар, а группки модников и модниц — в зал, типа танцевального, угоститься коктейлями и канапе. Час для этого весьма поздний, но в том-то весь шик. Впрочем, зал настолько просторный, что подходит для настоящего бала; в предрождественскую пору в нем, бывает, и устраиваются балы. Там лепной потолок, на стенах золотые светильники, рояль и уйма банкетных стульев с позолоченными ножками.

Зал пользуется популярностью, и его часто заказывают, особенно вечером. За неделю в нем проводят два-три торжества. Готовят для него в тех же кухонных помещениях, что для бара и ресторанов, но официанты тут — люди со стороны. По сути, они не работают в нашем отеле. Платят им жалкие гроши, чаевых не дают, постоянного графика никто не определяет. Их могут вызвать в любой момент и нагрузить работой; а порой за целую неделю не приглашают ни разу. Текучка среди них, разумеется, высокая, и соглашаются на такие условия в основном студенты-иностранцы, австралийцы в период «пропущенного года» [5] Пропущенный год — период (часто год) между окончанием средней школы и зачислением в колледж или университет либо между окончанием колледжа и началом учебы в магистратуре. , нелегалы и иммигранты первого поколения, у которых нет ни языковых навыков, ни возможности выбирать. Временных работников никто не принимает за своих. Они приходят и уходят через отдельную боковую дверь; переодеваются в небольшом служебном помещении, где стоит всего несколько стульев; в отеле не питаются и почти не общаются с остальными служащими.