— Я сделаю, что вы просите, — сказал он негромко. — Я сделаю это по многим мотивам. Но главный из них — память о жене. Этот долг я нацистам еще не вернул.
Президент и Донован облегченно вздохнули.
Почти полностью раздетые шоу-герлз из «Семирамиды», парижского ночного клуба, который приносил его хозяйке Диане Рамсчайлд просто сказочный доход — клуб помещался на площади Дю-Тетр на Монмартре, — одна за другой спускались по ступенькам сцены в зал. Вместо юбок на них были какие-то украшенные блестками тесемки. Туфли на высоких каблуках от Джоан Кроуфорд с ремешками на лодыжках, нарядные головные уборы с перьями и больше ничего! Пока они спускались со сцены, в самом ее центре, у микрофона, потрясала публику своей красотой блондинка Лора Дюкас. Она исполняла «гвоздь» программы: песенку «Париж в ночи». Пока Лора пела то по-немецки, то по-французски, полторы сотни находившихся в зале подвыпивших потных немецких офицеров вожделенно и в молчании смотрели на обнаженные груди шоу-герлз.
Тебе одиноко?
Тебя томит страсть и жажда?
Не хочешь ли подцепить веселую милашку?
Тогда возьми вело.
Пойдет и самокат,
И дай кружок по Парижу-у!
Париж в ночи,
Красивый и нарядный!
Париж в ночи,
Где нет свободной любви.
Пни жида!
Сопри его вело!
И дай кружок по Парижу-у!
В отличие от прочих шоу-герлз Лора была одета, ее усыпанное белыми блестками вечернее платье мерцало при затянутом табачным дымом свете юпитеров. Мини-юбка не скрывала чувственных ног певички. Антисемитское и прогерманское периодическое издание «Я везде» сравнило их с ножками Бэтти Грабл. Уразумев намек, Лора собрала свои крашеные кудряшки на макушке а-ля Грабл. Но в отличие от Бэтти Лора была удивительно красива, а ее глаза цвета морской волны были просто мечтой арийца. Она была дочерью мэра города Пуатье и в течение пяти лет воспитывалась в ультраконсервативном женском монастыре в Париже. Потом она решила, что замкнутая жизнь не для нее, и сбежала из обители. Спустя год после оккупации немцами Парижа она устроилась певичкой в дешевенький ночной клуб. Там-то ее и приметила Диана, которая забрала оттуда Лору и сделала из нее настоящую звезду. Диана, которую в Париже звали La Dame aux Voiles, сумела разглядеть в девушке талант.
Вечерний Париж!
Город вина и любви!
Вечерний Париж!
Но не для жидовской мрази!
— пела Лора по-французски.
Зрительный зал поднялся и устроил ей овацию.
Один германский офицер, лейтенант в форме эсэсовца Вернер Герцер, видел это представление уже девять раз и прослыл завсегдатаем «Семирамиды». Он был молод, красив, имел чудесные белокурые волосы. В 1936 году на Олимпийских играх в Берлине Вернер Герцер выступал как гимнаст. В «Семирамиде» его знали не только все официантки и гардеробщицы, но и лично хозяйка ночного клуба Диана.
— Он милашка, — говорили о нем.
Но всем также было известно, что штурмфюрер Герцер являлся командиром расстрельной команды из Форт-де-Винсенн. В его подразделении была сильная «текучка кадров». Участие в казнях психологически травмировало солдат. Но Герцер оставался бессменным командиром вот уже год.
Он любил свою работу.
Генерал Карл Генрих фон Штюльпнагель был военным комендантом оккупированной Франции. Это был родовитый интеллектуал, сердце которого никогда не лежало к нацистской идеологии, и он считал, что между Францией и Германией в сущности нет никаких политических различий. Он жил на авеню Малахофф, во дворце Марбр Роз (Мраморной Розы), который принадлежал миссис Флоренс Гулд, наследнице одного из самых крупных американских состояний. Во время всего периода оккупации миссис Гулд устраивала роскошные ленчи по четвергам, на которые приглашались именитые и высокопоставленные немцы и французы. Генерал фон Штюльпнагель реквизировал отель «Рафаэль», что на авеню Клебер, и разместил там свой штаб. В этом отеле в апартаментах шестого этажа и жил «второй немец» в Париже, отвечавший за внутреннюю безопасность в оккупированной Франции, генерал Фридрих фон Штольц.
Страстью Штюльпнагеля было изучение истории Византии. Он не одобрял грубого отношения оккупационного режима к французам и постоянно спорил с Берлином, возражая против казней участников движения Сопротивления и депортации евреев. Поскольку в этих спорах он всегда проигрывал, Штюльпнагель печально вздыхал и вновь обращался к своей любимой Византии, переваливая всю грязную работу на фон Штольца.
Читать дальше