Фред Стюарт - Титан

Затем она оттолкнула его, села на полу и с тала поправлять волосы.

— Это непристойно, — сказала она. — Мы не можем заниматься любовью во время вражеского налета.

— А почему бы и нет?

— Это выглядит… не знаю… непатриотично.

— Но мы же делаем это во имя Англии. Давай… Где у тебя спальня?

Он поднялся с пола и взял ее за руку. Некоторое время она смотрела на него как-то потерянно, потом тоже поднялась.

— Ведь тебе же нельзя уходить отсюда прямо под бомбы, правда? — сказала она, как бы оправдываясь.

Она провела его через всю комнату, открыла дверь, которая была напротив кухни, и они вошли внутрь. Единственное окно маленькой спальни также было высажено взрывом, а на полу был такой беспорядок, что казалось, бомба разорвалась прямо тут. Они молча стали раздеваться. Затем оглядели друг друга. Свет огня ласкал ее стройное тело, очерчивая две удивительно большие груди. Он приблизился к ней и обнял за талию.

— Это похоже на вагнеровские мотивы, да? — прошептала она. — Бомбы… Вальхалла, освещенная блеском мечей… Это так возбуждает.

— Ты меня возбуждаешь, — прошептал он, опускаясь вместе с ней на незаправленную постель.

— Я забыла покормить Мейбл.

— К черту Мейбл!

— Она нашлет на тебя порчу. У нее есть способности.

— У тебя тоже, — прошептал он. — Ты уже околдовала меня.

И он стал целовать ее грудь.

Питеру Чедвику было девять лет. Его отец был портовым грузчиком в лондонском Ист-энде. Питер жил с семьей в трехкомнатной трущобной квартире в Ист-энде, недалеко от проспекта Уитби Паб, где три столетия назад, перед тем как отправиться домой и продолжать писать свой дневник, Сэмюэль Пепис пил эль. Ночью 20 сентября 1940 года во время одного из самых разрушительных налетов соколов Геринга, в результате прямого попадания, был разрушен дом, в котором жил Нигер. Под обломками погибли его родители и две младшие сестренки. Питера спасло только то, что в момент налета он находился в уборной на дворе. Десятилетний сирота без гроша в кармане был направлен пережидать войну в Тракс-холл.

Из всех сорока трех сироток Питер Чедвик тронул сердце Эдвины больше других. Конечно, все они достойны были жалости, но бледное ангельское личико мальчика обращало на себя внимание Эдвины прежде всего. Она превратила биллиардную комнату в игровую и на собственные деньги накупила детям всех игрушек, какие только смогла найти. Когда она узнала, что Питеру нравятся больше всего воздушные шары, она купила ему огромный красный шар. Он настолько был обрадован подарком, что впервые за все время своего пребывания в Траке-холле показал, что умеет счастливо улыбаться. Его сияющее радостью лицо доставило ей огромное удовольствие. Королева немого кинематографа поняла, что наконец нашла свое призвание. Куда только делись скука, однообразие жизни, мечты о «бунте»? Война выявила во многих людях самые грязные пороки и черты, но она также выявила в других лучшее, на что только способен человек. Эдвина Флеминг принадлежала ко второй категории людей. Она чувствовала, что делает полезную работу, что в ней нуждаются, и прилагала все силы к тому, чтобы сделать жизнь этих людей как можно более счастливой. Насколько это было реально в данных обстоятельствах.

Она не получала официального назначения от правительства, но добровольно вступила в права хозяйки сиротского дома: просто некому больше было за это взяться. Она наняла врача-диетолога, налаживала снабжение продуктами и одеждой, лично проверяла состояние всех помещений, продумала ежедневный распорядок, договорилась с местными — в основном это были пенсионеры учителями, чтобы они приходили давать детям уроки, сама вела один класс, организовывала пикники, игры, прогулки верхом. Словом, она стала «мамой» для всех сорока трех детей. Ей было трудно, но она получала от работы удовольствие. Питалась вместе с детьми, укладывала их спать, рассказывала на ночь сказки. В десять вечера она садилась на велосипед и отправлялась за три мили к себе домой в Одлиплэйс, где без сил валилась на постель, предварительно поставив будильник на шесть утра. «Нормальную» жизнь она имела возможность вести только по выходным. На эти дни из Лондона приезжал Ник. Но даже в выходные она проводила несколько часов с детьми в Траке-холле.

Ник никогда не забывал привезти жене из Лондона какой-нибудь подарок: шляпку, или новую книгу, или банку икры, купленную в ресторане «Клариджа». Таких продуктов, как масло, сахар, кофе почти невозможно было достать, икра же и прочие «предметы роскоши» едва не валялись на дороге в военном Лондоне. Он дарил жене подарки потому, что любил ее, гордился ею, а вовсе не из-за чувства вины перед ней за свою связь с Маргарет Кингсли. Ник считал встречи с этой женщиной чем-то вроде компенсации за тяжелые условия жизни под бомбежками. Да если бы Эдвина что-нибудь и заподозрила, она все равно предпочла бы делать вид, что ничего не произошло. К этому времени Эдвина уже смирилась с двойным стандартом своего мужа. Несмотря на это, она любила его и была так рада видеть его дома в выходные, что не затевала ссор, которые к тому же была обречена проиграть.