Анник Жей: Дьявол в сердце

На ночь она кладет протез в карман пеньюара. Иногда придаток выпадает у нее из рук и шлепается на пол кверху соском. Она наклоняется, чтобы подобрать еще теплую от ее кожи вещь. Вместо выступающего полушария — трещина. Будто тут разорвалась граната. Эта женщина-хирург, производившая ампутацию, интересно, выкинула ли она грудь Элки в мусорное ведро? Мужья, любовники и продавщицы нижнего белья в один голос находили ее грудь прекрасной. Небольшие холмики долго сохраняют форму просто потому, что они маленькие. У Элки грудь была яблочком, как говорили мужчины. Элке кажется, что отрезанная грудь была полнее и сочнее, чем ее выжившая сестричка, совсем глупая, смешная и одинокая.

Элка заворачивается в белое полотенце. Теперь она воспринимает свое тело как-то отстраненно и боится его как чумы; можно сказать, оно держит ее в страхе: там заложена бомба замедленного действия. Элка не может взглянуть на него без боязни. А вдруг тело опять ее предаст? Вдруг снова окатит презрением? А вдруг здесь, под затылком, или там, на бедре, притаился зародыш опухоли? Подхватив насморк, Элка сходит с ума. Мельчайший прыщик вводит ее в оцепенение. Каждый рентген — это мука. От такого же рака умерла одна из ее подруг.

«Не позволяйте раку пожирать себя, делайте что-нибудь!» — призывала телефонистка ракового корпуса больницы Питье-Сальпетриер.

Д-р Жаффе де ла Питье, должно быть, приходится племянником Роберту Редфорду. Красивый блондин в белом халате сияет среди пациенток, мыкающихся в очереди на кобальтовую бомбу, и некоторым из них осталось недолго мучиться.

Вид Элки мог бы кого угодно ввести в заблуждение. Ничто в ней не выдавало возраст и изнурительное лечение, ничто не указывало на женщину в нокауте. Она променяла жизнь в тоске на «тяжелую продолжительную болезнь», как называют ее врачи, родня и как принято писать в уведомительных письмах о смерти. На нее смотрят с участием. Когда безработный страдает, то всем плевать; больной раком будит сочувствие, тем более что рак не заразен. Рак идеально подходит, когда потеряно все, даже груди: он что-то добавляет к душе. Вы существуете. «Надо говорить о своей болезни», — советуют пышущие здоровьем медсестры из Вильжюифа. Кто говорит слово «рак»? Больной — иногда. Медперсонал — никогда.

Элка сбрасывает банное полотенце и вглядывается в то, что было женским телом. На месте груди вырисовывается крест из рубцов зашитой тамбурным швом кожи. Грудь Элки уходила очень неохотно, оказывая большое сопротивление. Она была с характером. Она не хотела, чтобы ее так просто отрезала эта хирург-женщина с жестоким лицом, возненавидевшая Элку (такие вещи больной раком замечает с первого взгляда). Элка не нравилась некоторым честолюбивым особам — слишком была похожа на них. А женщина часто бросает зеркало, которое протягивает ей сестра.

Круэлла и Элка были одного возраста. Однако их разделял рак: болезнь одной и наука — другой. Круэлла знала, Элка претерпевала. Хирургиня не носила белого халата, по линолеуму клиники раздавался стук ее каблуков. Она носила серебряные украшения. Под белой кофточкой торчали две груди. У нее было с десяток голубых костюмов. Ее маленькое лицо источало злобу, только Элка заметила это слишком поздно: из глаз лились слезы и туманили взгляд. В приемной клиники с розовыми простынями секретарша Круэллы разложила печатные труды своего босса. Хирургиня пользовалась известностью: она оперировала многих раковых больных. Ее конек — смертоносные груди, ее мания — ядовитый сосок. Ожидая приговора, будущие пациентки могли ознакомиться с ее книгами, чтобы понять, что с ними сделает ее драгоценный скальпель. Фотографии демонстрировали больных раком до, во время и после мастэктомии. Эти произведения можно было приобрести за сотню у выхода, произведения настолько омерзительные, что от одного взгляда на них Элке пришлось бежать в туалет.

Прямо перед операцией, предчувствуя, что дело плохо и что если Круэлле суждено ошибиться хотя бы раз за карьеру, то это будет тот самый раз, Элке захотелось сбежать. Между ней и хирургом была вражда, и она знала, что прекрасная белая грудь не даст так легко себя отсечь. Увы! Предоперационные успокоительные препараты сделали свое дело. Элка без сил повалилась на розовую простыню.

«Мясничиха!» — думала она, вспоминая о вынесенной у Круэллы муке. «Моя техника не оправдала себя в первый раз», — чуть позже отчеканила Круэлла, не извинившись, злобно глядя на рыдающую пациентку. Подать жалобу на Круэллу у Элки не было никаких сил.