Франсуа-Поль Алибер - Мучения члена

Книга Франсуа-Поля Алибера «Сын Лота» начинается настолько шаблонно, что хочется сразу ее закрыть: двое юношей занимаются любовью на морском берегу. Разумеется, они очень красивы, и лиричное, но вместе с тем выспреннее описание мгновенно увязает в образных клише, которые достойны худших современных гей-фильмов, даже если в начале 1930‑х годов это, вероятно, было весьма смело. Однако довольно слащавое вступление становится лишь прелюдией или поводом к поистине дестабилизирующему развитию романтического сюжета. Из сексуального и любовного общения молодых людей вскоре всплывает другая история. И хотя ее форма тоже подчиняется сугубо классическим правилам «исповеди» одного персонажа перед другим‚ ее содержание не перестает изумлять и даже тревожить наиболее искушенных и пресыщенных читателей, которые, начиная с романов Жана Жене и заканчивая книгами Эрве Гибера и Гийома Дюстана, получили немало возможностей ознакомиться со всеми аспектами того, что в недавнем прошлом считалось чистой воды порнографией (и на этом основании нередко осуждалось и запрещалось).

Алибер вовсе не был ниспровергателем. При жизни он прославился своей поэзией в классической и даже консервативной манере, пробуждающей, подобно стихам Морраса или Мореаса, отзвуки греко-латинской древности. К тому же этот культурный академизм соответствовал его реакционным политическим взглядам. Однако писатель, живший изолированно в небольшом городке Каркассон, вдали от парижской литературной среды с ее передовыми воззрениями, буквально преобразился после встречи с Андре Жидом в 1907 году. Не то чтобы это повлияло на его поэзию, которую Жид ценил очень высоко, но, возможно, поддержка маститого писателя придала Апиберу смелости и позволила выйти за общепринятые рамки, как до него сам Жид сделал это в «Имморалисте». Если, конечно, это любовь Алибера к античной культуре не вдохнула желание продолжить традицию, в которой можно говорить обо всем — ну, почти обо всем. Хотя, вероятнее всего, здесь сыграли свою роль оба фактора. В конце концов, разве Жид не прикрывался благородным прошлым Древней Греции для обоснования своих идей в «Коридоне»?

Так или иначе, наряду со сборниками стихов, когда-то сравнивавшихся с поэзией Валери, однако ныне прочно забытых, Алибер написал три эротических романа, лишь один из которых был опубликован. Именно Жид взялся издать его в 1930 году при посредничестве Ролана Сосье, в ту пору директора книжного магазина «Галлимар» на бульваре Распай. Роман «Мучения члена» стал прекрасной иллюстрированной книгой, напечатанной тиражом не менее сотни экземпляров. В подобных же обстоятельствах (книжные магазины, библиофилы, издания с ограниченным тиражом, продаваемые в узких кругах) в 1940‑х годах увидят свет первые книги Жене.

В самом деле, наряду с видимой лицевой стороной, всегда существует тайная изнанка литературы, даже если первая афиширует свое новаторство, которое и становится главным предметом толков. Есть поистине инфернальный «закрытый фонд», состоящий из сочинений, выносимый на читательский суд лишь с величайшими предосторожностями, если до этого вообще доходит дело, и распространяемых под таким секретом, что зачастую невозможно отыскать их следы даже в спецхранах крупнейших библиотек. Оскар Уайльд опубликовал скандальный «Портрет Дориана Грея», но «Телени», который ему порой приписывают и который, в любом случае, был сочинен кем-то из его окружения, распространялся лишь подпольно. Жид издал «Имморалиста», а затем «Фальшивомонетчиков» и «Если зерно не умрет», где зашел очень далеко — даже слишком далеко, с точки зрения современников. Однако он смог опубликовать первую эротическую книгу Алибера только тайно. Что же касается второго романа каркассонского поэта, «Терновый венец», весь ее тираж (около сотни экземпляров) был конфискован полицией во время облавы, так и не поступив в продажу.

Если одной из главных задач такого писателя, как Жид (или Пруст), являлось видоизменение того, что можно выразить посредством литературы, а его литературный проект заключался (как и у Пруста), по большей части, в попытке обновления европейского романа путем введения дотоле исключенных реалий, в частности, гомосексуальности, неудивительно, что в беседах Жида с близкими и его переписке неоднократно поднимается вопрос о границах и возможности их нарушения с целью последующего отодвигания. Например, в 1909 году, когда Жид читал первый вариант «Коридона» Руару и Алиберу, первый советовал ни в коем случае не публиковать его, тогда как второй призывал лишь действовать осторожно. Оставалась одна проблема, которой нельзя пренебречь: как отреагирует жена Жида и какая судьба постигнет их брак? Защитительная речь Жида выдержала два ограниченных издания без указания имени автора. Однако в 1920 году, когда Жид подумывал, не опубликовать ли книгу под своим именем, Алибер уговаривал не делать этого, волнуясь о возможных последствиях. Если распространение книги ограничено и она предназначена лишь для «некой среды», писал он, тогда не возникнет «никаких возражений». Но стоит ей выйти за пределы этой среды, и она «может навредить тому, что ты защищаешь, вместо того чтобы помочь». Ведь это грозит, предостерегал Алибер, привлечь внимание карательных органов к тем «нравам», что ныне «молчаливо допускаются».