Виктория Готти - Суперзвезда

Сегодня он тихо сидел за массивным письменным столом из красного дерева, сделанным специально для него. Погрузившись в размышления, он вертел в руке свою любимую черную с золотом авторучку. Это был первый подарок, который он получил от нее. «Удачи, крепкого здоровья и, главное, большого успеха. Всякий раз, когда ты будешь подписывать чек, — вспоминай обо мне», — было написано в открытке.

Даже теперь, спустя почти двадцать лет, он все еще слышал ее мягкий мелодичный голос, представлял себе ее ангельскую улыбку. В дверь постучали, и спустя секунду вошла секретарша, уже немолодая, но подтянутая и вышколенная женщина.

— Не теперь, Шарон. Что бы ни было, уверен, это может подождать, пока не закончится совещание, — сказал Джек.

В совещании директоров участвовали Джек Кавелли, Роджер Турмейн, Джеймс Шелдон, Джон Латам и Фостер Никерсон. Фостер был лос-анджелесским банкиром, который участвовал в перефинансировании компании более двадцати лет тому назад, в результате чего студия возродилась. Именно тогда «Колоссал» завладел большей частью акций «Десмонд Филмз».

— Полагаю, вам лучше взглянуть на это, сэр. — Шарон взяла с его стола пульт и направила его на большой экран телевизора, спрятанного за двумя декоративными панелями 1920 года, которые были созданы для дверей лифтов отделения «Харродз» в Лондоне.

На экране появилась бойкая блондинка, говорившая: «Роджер Турмейн сделал заявление, что готов полностью передать дела своей дочери Кэссиди Инглиш. Совсем недавно мисс Инглиш была главным продюсером «Момента истины», популярной информационной телепрограммы. Как это заявление отзовется в мире шоубизнеса? Оставайтесь с нами. В шесть часов мы расскажем подробнее о решении Роджера Турмейна, будущем «Десмонд Филмз» и Кэссиди Инглиш. Новости с Беверли-Хиллз. С вами была Диана Лонг».

Пока она говорила, на экране мелькали кадры: то больной Роджер Турмейн, затем улыбающаяся темноволосая женщина, в которой Джек узнал Кэссиди Инглиш. Она была очень фотогенична и выглядела как темноволосая копия своей матери. Лана была блондинка, Кэссиди брюнетка, как позитив и негатив фотографии. Джек вернулся к мечтам о женщине, которую он знал двадцать лет назад.

— Отвечайте на все мои звонки. Не хочу, чтобы меня беспокоили.

— Но совещание через десять минут, — попыталась возразить Шарон.

Джек взглядом велел ей удалиться, затем сосредоточился на экране телевизора. При других обстоятельствах он был бы рад видеть Кэссиди в «Десмонд». Он знал, как она работает, знал, что она чрезвычайно талантлива, профессиональна, способна организовать любое дело и добиться поставленной цели. «Десмонд», а также «Колоссал» могли бы воспользоваться ее услугами. Но, к сожалению, это не соответствовало новым целям Джека. Ему был нужен полный контроль над «Десмонд Филмз» и его собственностью. Кэссиди Инглиш была препятствием в плане захвата «Десмонд» студией «Колоссал».

— Как ты мог со мной так поступить, папа? Я так много работал… Я заслужил это право. Я заслужил быть главой «Десмонд», — кричал Джонатан. Он был пьян с самого утра.

— Все просто. У тебя нет того, что нужно. Взгляни на себя, и ты поймешь, почему я предпочел Кэссиди. — Роджер говорил спокойно, но решительно.

— Черт тебя побери! — Джонатан повалился на стол из красного дерева, задев настольную лампу от Тиффани, от чего на его лице заиграли разноцветные блики. Свет только усилил ярость, которая светилась в его зрачках. — Это мое! Я работал над этим. Я был здесь… я… я… я вкалывал, как ненормальный, на тебя. Я могу… — Он запнулся, захлебнувшись воздухом, и пытался выдавить слова сквозь сжатые челюсти. — Она ничего не сделала для тебя! Она этого не заслужила! Она все разрушит и прогорит! Я постараюсь, чтобы она…

Дверь захлопнулась, приглушив голоса, доносящиеся из кабинета.

Кэсс старалась не выходить из своей комнаты и держаться подальше от взбешенного Джонатана. Его ярость была сильно ощутима еще за завтраком. Она забралась в ванную, включила холодную воду и стала плескать ее себе в лицо. Она хорошо представила себе отца, его гордый непреклонный взгляд, жесткий подбородок; он манипулировал своими детьми, заставляя их снова и снова враждовать, соперничать ради его внимания, любви, а теперь и власти. В горле встал ком. Она еще раз умылась холодной водой, схватила полотенце, вытерлась и уставилась на себя в зеркало. Ее настоящий облик исчез, в зеркале отражалась испуганная, одинокая девочка, которой она была когда-то. Одетая во все черное, заплаканная, она держала в руке розу, а голос священника пронизывал все ее тело. «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа…» Чем дольше она смотрела, тем яснее становилось отражение: десятилетняя девочка с глазами, полными отчаяния, и опустошенным сердцем, ребенок, на лице которого застыла маска страха. Черные лимузины, красные розы, рыдания, затем полная тишина.