Ким Уилкинз - Призрак острова 

Наконец она увидела его, старый высохший ясень, огромной высоты, черные ветви которого сплелись и создавали зловещие шепчущиеся тени. Они простирались во все стороны: на запад, туда, где был ее дом, на восток, в сторону Асгарда; на север — к островам Ётунхейм и к царству мертвых; на юг, где находилась Земля эльфов, и откуда был родом отец Хельги. Листья сорвало ветром, а его змеевидные корни, переплетались, то, уходя в землю, то снова вылезая на поверхность, словно пропитывая ее ядом. Од задержала дыхание, останавливаясь перед бордюром из дерна, а потом делала первый шаг, поставив ногу на первую из трехсот тридцати трех широченных каменных ступеней, ведущих вниз к основанию дерева. Как же она ненавидела каждую из этих ступенек, поднимаясь без отдыха, не останавливаясь, пока сердце не начинало стучать так сильно, что отдавало в ребра.

Од остановилась в молчаливом раздумье. Норны ждали ее появления два или три раза в сезон, рассчитывая иметь новые историй и подарки из внешнего мира. В ее фартуке лежали засушенные цветы, речные камни, которые она отполировала и заколка для волос, которую она вырезала из дерева под руководством Видара. Над ее головой качались гигантские ветви, закрывая солнечный свет жуткими тенями. Само дерево было древним и походило на чудовище, упрямое и бессмертное. Между двумя огромными черными корнями она углядела маленькое отверстие и вошла внутрь, погрузившись в темноту.

Од знала на ощупь каждый закоулок подземного хода. Ее глаза привыкли к темноте. Извилистые проходы тянулись среди корней, перемешанных с землей, камнями и растениями. Все проходы были ограничены и в высоту и в ширину. Некоторые из них сужались до такой степени, что Од едва хватало места, чтобы повернуться, а иногда приходилось идти, согнувшись так низко, что спина начинала болеть. Од не могла точно определить, сколько времени она шла, чтобы добраться до норн. Каждый раз путь туда казался более долгим, чем возвращение. Но идя по мрачным проходам, она никогда не спотыкалась на своем пути. Каждый шаг был зафиксирован у нее в мозгу, как болезненные воспоминания.

В конце концов слабый проблеск света замаячил у нее перед глазами. Она тихо прошла по тоннелю и пролезла под большим дугообразным корнем. После этого Од оказалась в теплом гроте, который норны называли своим домом.

Комната была унылой, освещалась лишь сверкающими нитями, которые норны пряли и из которых они сплетали и ткали судьбы людей. Все три, похожие друг на друга, сидели рядом. Од могла отличить их по заданиям, которые они выполняли. Скульд сидела ближе всех к входу, с ручной прялкой, зажатой между коленями, тянула из земли нить, держала в руках и скручивала ее. Рядом сидела Верда, которая подхватывала нити от Скульд, заправляла их в ткацкий станок и ткала. Самой дальней была Урд, которая заправляла поперечную нить в ткацком станке Верды, распутывала ее и бросала готовую цепочку из нитей с руки на руку в темноту за их гротом. И невозможно было сказать, ни откуда появлялась нить, ни куда уходит нить после их работы. Нить принадлежала дереву, и была такая же черная, как все вокруг, но когда норны прикасались к ней, она начинала светиться всеми цветами радуги. В этой нити были скрыты судьбы всех людей: Скульд отвечала за будущее, Верда — за настоящее, а Урд — за прошлое.

— Смотрите, смотрите, это Од, — сказала Верда, поднимая голову и улыбаясь. Ее руки порхали над нитью со сверхъестественной быстротой. У них у всех были бледные, как мел, пальцы, и, казалось, за ними невозможно было уследить.

— Од, что ты принесла нам? — выкрикнула Урд, опуская свою нитку.

— Ты всегда так резко бросаешь работу, сестра, — сказала Скульд, меж пальцев которой скользила нить. Од только однажды держала эту нить в руках. Она не могла читать ее, как это делали они, но она пыталась разделить ее на волокна, чтобы найти одно-единственное из всех, пропадающее в бесконечности. Урд побежала в угол и нашла помятый подсвечник. Она зажгла свечу и приблизилась к Од.

— Что у тебя есть для нас? — спросила она.

Спустя мгновение две другие сестры уже были там же, и их розовые волосы блестели в свете свечи, а голубые светящиеся глаза неотрывно смотрели на Од. Когда-то они, должно быть, были необыкновенными красавицами, с высокими скулами, миндалевидными глазами и пухлыми губами. Теперь же они постарели и стали бледными из-за постоянного нахождения под землей. Все земные удовольствия им заменяла нить, по которой они читали судьбы других людей.