Жан Жироду - Эглантина

Моиз уже подходил к опушке Леса, как вдруг заметил Эглантину. Она шла вдоль ограды с нарочито безразличным видом, нарочито неспешным шагом контрабандиста, боящегося, что его вот-вот остановят; затем, перейдя с территории Парижа в пределы Булонского леса, словно в свободную зону, где за нею уже не следило бдительное око таможенника [18] В то время на границе Парижа действовала таможня. , она разом обнаружила все, что незаконно вынесла из города, — молодую упругую поступь, сияющее улыбкой лицо. Даже ее платье, ее меха вдруг ожили и заискрились. Моиз последовал за ней. В день их первой встречи он шел за Эглантиной по самым оживленным улицам Парижа; теперь он повторял эту долгую прогулку в самом пустынном из его уголков. Эглантина была не более чем в двадцати шагах от Моиза, и он увидел, что на ней надеты все ее украшения. Солнце освещало ее сбоку; Моиз признал бы среди тысяч эту руку, эту шейку, эту шапочку в чистых сполохах драгоценных камней. Эглантина уловила звук шагов за спиной и, слегка испуганная, заторопилась с той непостижимой логикой, которая побуждает женщину, боящуюся вора, перейти с ходьбы на бег, заставив тем самым свои броши и кольца сверкать еще соблазнительнее. Эглантина не оглядывалась; она то ускоряла, то чуть замедляла шаг, словно приноравливалась к вращению земли; наверное, именно так шествуют богини, — подумал Моиз. Она следовала маршрутом явно столь же знакомым ей, как переход от Вандомской площади до авеню Габриэль. Иногда Моиз замечал на плотном вчерашнем снегу отпечаток ноги, похожий на свежие следы Эглантины, и ему казалось, что это именно она проходила здесь накануне. Утомленный быстрой ходьбой, он приотстал, увеличив расстояние между ними, но зато смог отдышаться и с новым любопытством поглядеть вокруг. Все, что лес так надежно скрывает летом — птичьи гнезда, ланей, — теперь было видно до мельчайших подробностей на нетронутой белизне. Дыхание Эглантины — легкий парок перед ее лицом, издали заметный Моизу, единственный признак тепла в холодной оголенной чаще, — вдруг сделало видимыми лесных зверей, причудливую вязь их следов — роспись природы на белом снегу; они говорили меж собою на том же эфемерном языке выдыхаемого пара. И так же, как в первую их встречу Эглантина показала Моизу истинную суть торговцев бриллиантами, метрдотелей в «Труа Картье», продавцов морских биноклей, так и сегодня она издали повествовала ему о каждой рощице, о каждом дереве в Булонском лесу. Теперь Моиз точно знал — благодаря Эглантине, а, может быть, еще и истории с кедрами, — какое расстояние отделяет людей от акаций, от падубов… И как можно сократить это расстояние, подойдя ближе, погладив их кору. Эглантина направлялась к лощине близ Мадридской аллеи, где некогда лесник демонстрировал Моизу тройное эхо. Лесник как раз стоял на том же месте — настоящий знаток лесов, а не городской садовник, которого, подобно большинству его собратьев, вдруг облекли равной властью и над людьми и над растениями, поставив эдаким жандармом над флорой и фауной. Обычно Моиз обстоятельно беседовал с ним; ему нравилось за этими разговорами, среди кокетливого городского парка, вновь открывать для себя вольные лесные нравы; благодаря ему Моиз знал протоку, по которой лебеди переплывали из малого пруда в большой, пути миграции водяных крыс из Багатель, сроки возвращения куликов и бекасов, болезни коз Поло. Но сегодня нечего было и думать забавляться тройным эхо, которое под ногами Эглантины обратилось в тройную тишину. Впрочем, лесник и сам не настаивал. Ему, конечно, хотелось рассказать знакомому посетителю про охоту на ласок, он был великим мастером ставить капканы, — но он сразу понял, что здесь разворачивается не менее важная охота или, по крайней мере, преследование. А ведь как славно было бы просветить господина барона насчет массового вторжения ворон, которые именно в эту минуту, словно предвидя трагический исход охоты и гибель затравленной добычи, судорожно метались в воздухе между молодой женщиной и старым мужчиной, не в силах пока еще определить, кто же из них станет жертвой, а, впрочем, склоняясь к Эглантине, с ее серебристыми мехами. У Моиза не сложилось впечатления, что она идет на свидание: этот маршрут, явно имевший конечную цель, тем не менее, не побуждал ее торопиться. Она шагала походкой человека, решившего покормить зверей в клетке или полюбоваться какой-нибудь статуей. Она направлялась к чему-то, что не зябнет, не кашляет; в общем, к столь полному — именно сегодня — антиподу Моиза, что ему на миг показалось, будто она бежит от него прочь. Воздух уже заметно посвежел, впереди показалась сосновая роща; горные красоты брали верх над равнинным пейзажем. А вот и синие ели… однако, за ними, там, где в горах обычно располагается обсерватория, внезапно проглянула решетка ограды. Моиз был совсем сбит с толку. Но тут ему пришлось вздрогнуть.