Лада Лузина - Я - ведьма!

Новые рассказы оказались ничуть не лучше прежних — все тот же инкубаторский формат журнала «Анечка». Ее творческий потолок был не выше, чем в «хрущевских» квартирах — вполне пригодных для жизни, но котирующихся по самым низким расценкам.

И, отдавая свои истории в печать, Мира все чаще чувствовала себя дурой, купившей за миллион тривиальную халупу с совместным санузлом.

Но однажды…

Иванна внимательно слушала. Наташа вся подалась вперед, забыв про камуфляжный журнал и рискуя свалиться с кресла-качалки.

— Но однажды я потеряла свой браслет…

Гостья сделала паузу, и эта пауза, словно ямка, тут же заполнилась жидким гноем жути. Мира затравленно вжала голову в плечи.

— А потом? — помогла ей Иванна.

— А потом нашла его у себя на столе, — быстро выпалила она — будто прыгнула с вышки, зажмурив глаза от страха.

— То есть, — Иванна тщательно выговаривала каждую букву, — браслет, который вы потеряли, вернулся к вам сам?

Это был важный ход — предвосхитить ирреальный вывод клиента, сделав его самой. Дав понять: ничего нереального тут нет и ему нет нужды оправдываться, отвергая другие — реальные объяснения. Поскольку ты, в отличие от его друзей и родных, которым он наверняка рассказал эту историю, не уличишь его в глупом мистицизме, не усомнишься в его нормальности.

Нужно было решительно захлопнуть дверь в материальный мир, откуда пришла Владимира и где она уже успела ощутить себя изгоем, чтобы она почувствовала: здесь, в колдовском королевстве Карамазовой, невозможное — возможно. Невозможное — нормально. Здесь паранормальная проблема не лучше и не хуже любой другой — ее тоже можно решить.

И ход сработал: робкая улыбка расползлась по Мириному лицу, кончики ее рта, как ледокол, пробились сквозь напряженные, скованные страхом щеки. Она отчаянно затрясла головой: «Да, да, да…»

— Он вернулся к вам в тот же день? — уточнила Карамазова, всем своим видом подтверждая: вещи, которые, соскучившись, сами возвращаются к свои хозяевам, — самая естественная вещь на свете.

— Нет, через двое суток. — Ответ Миры прозвучал почти по-деловому. Так отвечают врачам: «Температура тридцать восемь». Девушка взирала на нее уже не с надеждой, не с верой — с уверенностью, что ей помогут.

— В пятницу вечером я пришла домой и увидела: браслета на руке нет. Я поехала обратно в офис. Вместе с уборщицей мы обыскали все помещения. Я пообещала бабульке пятьдесят гривен, если она все-таки отыщет мой браслет. В субботу утром позвонила ей, но она сказала, что ничего не нашла. А в понедельник днем, вернувшись с обеда, я увидела его на рабочем столе. Он лежал на моем перекидном календаре, на листочке с надписью «понедельник». И я совершенно точно помнила, как утром сама перевернула «субботу» и «воскресенье» и, естественно…

— Никакого браслета там и близко не было, — подвела итог Карамазова. — Понятное дело, вы сразу опросили своих сотрудников…

Мира снова кивнула.

— И никто из них не признался, что нашел ваш браслет.

— Да, — подтвердила гостья. — И, признаться, это привело меня в восторг. Ведь, если браслет вернулся ко мне сам, это означало, что он действительно магический. В тот же день я села и начала писать рассказ про женщину-писательницу, которая сомневается в своем таланте.

— Вы писали рассказ о себе?

Мира скромно моргнула в подтверждение:

— Получается, так. Муж привозит в подарок героине браслет жрицы Вуду. Она теряет его, и браслет возвращается к ней сам. Тогда она понимает: он признал в ней свою хозяйку, а значит, признал и ее талант. Это возрождает ее веру в себя. Она садится и пишет роман. Пишет так вдохновенно и остервенело, что забывает обо всем на свете: есть, спать — жить. Забывает про мужа и работу. Разгневанный супруг выбрасывает ее браслет, однако он снова возвращается к ней, и женщина продолжает писать роман.

Теперь она пишет его из последних сил, потому что у нее начинается бессонница, организм сам отказывается принимать пищу, она худеет, чернеет, спадает с лица, заговаривается, но, несмотря на это, все равно чувствует себя счастливей, чем когда-либо в жизни. А еще она понимает, что, закончив роман, ей остается только умереть. Ей незачем жить дальше, поскольку ничего более гениального она все равно не напишет и больше никогда не испытает такого абсолютного счастья. Она чувствует, что хочет умереть. Неважно как: наглотаться снотворного, перерезать вены, выброситься с балкона. Она перебирает разные варианты, зная, что покончит с собой, как только поставит последнюю точку. Роман и ее жизнь приближаются к концу… Кажется: все уже предрешено.