— Я вызвал вас, доктор Эстевес, потому, — сразу заговорил он после первого обмена приветствиями, — что счел это наиболее корректным в данной ситуации. Вы сами являетесь профессиональным адвокатом, и не исключено, что вашей жене потребуются ваши услуги.
— Благодарю вас, лейтенант, — спокойно кивнул Эстевес. — Последнее время, возможно, из-за своей беременности, Дельфина плохо себя чувствовала и я даже собирался показать ее психиатру.
— Постарайтесь убедить ее не настаивать на сделанном заявлении, и тогда, возможно, мы сумеем отпустить ее домой.
— Не беспокойтесь, я сумею это сделать.
— Она находится в соседней комнате, сержант вас проводит.
Как только за Эстевесом закрылась дверь, лейтенант Маркес тут же обратился к своему помощнику, который уже предусмотрительно вооружился наушниками и включил магнитофон.
— Запиши все до единого слова. Возможно, что именно благодаря этой записи, карьере Эстевеса придет долгожданный конец…
— Что ты здесь делаешь? — отчаянно вскричала Дельфина, увидев входящего мужа.
— То же самое я хочу спросить у тебя! — раздраженно рявкнул Эстевес. — Ты что, уже окончательно сошла с ума?
— Нет, но я готова на все, лишь бы избежать твоих мерзких преследований. Лучше жить в тюрьме, чем в твоем доме!
— Нет, ты все же рехнулась, Дельфина. И, если потребуется, я сумею это доказать.
— Попробуй, попробуй, Самуэль, и сам же об этом первый пожалеешь.
— Ты еще смеешь мне угрожать? Да ты хоть задумываешься о последствиях своих поступков?
— Именно поэтому я и нахожусь здесь! — гордо вскинула голову Дельфина, с ненавистью глядя на мужа.
— И ты подумала об Алехандре? Только не лги мне хотя бы в этом.
— Она обрела своих настоящих родителей, и, я уверена, когда узнает обо всем, что мы с тобой натворили, будет рада тому, что мы ими не являемся.
— Что за чушь ты несешь? — злобно оскалился Эстевес. — Что ты имеешь в виду, говоря "мы натворили"?
— Да то, что ты мой сообщник! — выкрикнула Дельфина ему прямо в лицо настолько пронзительно, что у подслушивающего их секретаря зазвенели барабанные перепонки. — Именно ты устроил все таким образом, что Мария Алехандра оказалась в тюрьме за убийство, которого она не совершала.
— Это было необходимо!
— Тебе или мне? — проворно возразила Дельфина и тут же устало махнула рукой. — Впрочем, какое это сейчас имеет значение. Мы оба с тобой мразь, Самуэль Эстевес, замечательная пара негодяев, распорядившихся жизнью двух невинных существ, во имя своего собственного блага. Нам нет, и не может быть прощения!
— Теперь уже поздно раскаиваться… — осторожно заметил Эстевес, чуть ли не со страхом смотря на свою возбужденную жену. Она явно решила все погубить окончательно, утянув его вместе с собой в водоворот неизбежного скандала.
— Нет, не поздно! Именно сейчас самое время расплатиться за все, что мы совершили… Если этого не смог сделать никто другой, тогда именно я положу конец твоим зловещим деяниям…
— Клянусь тебе, что ничего из этого не выйдет! — проскрежетал Эстевес и широкими шагами вышел из кабинета, отправившись искать лейтенанта Маркеса. Однако, здесь его ждал новый удар, на который он совсем не рассчитывал, все еще веря в свою, пусть даже теперь уже бывшую, сенаторскую неприкосновенность. Он не сумел с первого взгляда раскусить этого молодого лейтенанта, который был одним из немногих идеалистов, свято веривших в возможность избавления государства от лживых и коррумпированных политиков — главном источнике всех бед, по его разумению. Именно поэтому он лишь решительно покачал головой в ответ на слова Эстевеса о пошатнувшемся психическом здоровье его жены и срочной необходимости показать ее лучшим психиатрам.
— Это невозможно, сеньор Эстевес.
— Почему?
— Потому, что я полагаю психическое здоровье вашей жены безупречным. Более того, она проявила незаурядное мужество, явившись с повинной и признавшись в преступлении, совершенном много лет назад. Такие поступки подразумевают тщательное обдумывание и недюжинное самообладание.
— Но это преступление всего лишь плод ее воображения, — попытался было возразить Эстевес, на что лейтенант еще решительнее покачал головой.
— Значит и магнитофонная запись вашего разговора с женой, в котором она назвала вас своим сообщником, тоже плод воображения? Боюсь, сеньор, что выдумать подобную историю не удастся человеку даже с самым богатым воображением. Вам придется слишком многое объяснить общественности, если вы твердо решили вернуться к политической деятельности.
Читать дальше