Владимир Андреев - Жажда мести - Жажда мести. Храм любви

Лицо Виджея исказила гримаса боли. Он с трудом сдерживал слезы.

— Извини меня, друг, я совершенно раздавлен.

— Ничего, все будет хорошо. Я верю, что все изменится, — Асамхан разжал руку, бутылка упала на плиточный пол и со звоном разбилась.

Он поднял друга из-за стола и повел из кабачка, расчищая дорогу могучим плечом.

— Куда мы?

— Пойдем со мной. Я познакомлю тебя со своим сыном. У нас хватит места для старого друга. Ты будешь жить у нас. Все наладится. Я устрою тебя на работу рикшей. Вот увидишь, жизнь еще улыбнется тебе, смотри на нее ясными глазами, чтобы увидеть, как она прекрасна!

Асамхан привел друга в дом. Рам, оставшийся за старшего, приготовил рис. Они поужинали вместе, и вскоре Виджей уже оттаял. Он быстро подружился с мальчиком, завоевав его уважение тем, что ловко объяснил ему решение трудных задач.

— Откуда ты это знаешь? — удивился Асамхан.

— Когда-то я был одним из лучших учеников в школе, — вздохнул юноша.

— А вот я не знаю, кем я был раньше, — сказал Рам.

— Как это так? — Теперь пришла очередь удивляться Виджею. — Ты не помнишь своих родителей? Не знаешь, где ты жил?

Асамхан предостерегающе покачал головой, делая юноше знак, чтобы он не расспрашивал сироту, но тот уже заговорил тихим, печальным голосом:

— Меня подобрали в лесу ловчие раджи Раджкумара. Владыка охотился на оленей, вместе с тушами убитых животных во дворец доставили и корзину, в которой я спал. Раджа решил, что младенец — это тоже охотничий трофей.

— Но как ты попал в лес? — не выдержал Виджей. — И почему родители оставили тебя?

— Я ничего не помню. Я вырос на кухне. Помню котлы, грязные тарелки — мне их приходилось мыть день и ночь, ведь у раджи было много слуг. Один из них, старый повар Низмат, научил меня читать и писать, хотя управляющему это не нравилось — ему не нужны были грамотные рабы. Почему-то он возненавидел меня. Каждый раз, когда я попадался ему на глаза, он награждал меня пощечинами и говорил, что я —, безродный вор, от которого отказались даже родители, и что я должен быть счастлив, когда он меня бьет, иначе я вырос бы невоспитанным бродягой.

Однажды кто-то из слуг испортил кушанье, которое должны были подать на стол самому радже. Управляющий обвинил в этом меня и посадил в каменную яму. На следующее утро, после наказания плетьми, мне предстояло попасть в зверинец — так называлось любимое развлечение Раджкумара, когда провинившегося сажали в клетку к диким зверям.

Низмат помог мне убежать. Много дней я скитался, кочуя из города в город, подальше от владений раджи. Где-то в пути я заболел. Мне оставалось совсем немного до смерти, я умирал возле мусорной кучи, где пытался найти еду. Потом ничего не помню. Второй раз я родился уже в доме моего отца Асамхана.

— Ну ладно, — сказал Асамхан, — хватит вспоминать. Здесь у каждого в жизни было слишком много тяжелых дней, больше, чем радостных. Не будем говорить об этом. Надо всегда надеяться на лучшее.

— Ты прав, — согласился с ним Виджей. — Надо жить, когда-нибудь и нам улыбнется счастье.

— Пора ложиться спать, — Асамхан потянулся, разведя богатырские руки, — завтра с утра на работу.

Весь пол был засыпан разноцветными обрезками хлопчатобумажной ткани. Лакшми подметала их и собирала в большую корзину, с трудом пробираясь с нею вдоль низких рядов грубо сколоченных столов, заставленных швейными машинками. Эта мелкая швейная фабрика дала ей работу и приют. Здесь она ночевала, устраиваясь среди тюков тканей.

Хозяин фабрики — длинный худой мужчина с вытянутой унылой физиономией с висячими усами, нанял ее на неделю. После выполнения срочного заказа обязанности уборщицы брала на себя одна из швей, но сейчас все они были слишком заняты, и хозяин решился на лишние расходы.

Лакшми и тому была рада. Не часто удавалось ей устроиться на такую хорошую работу.

Высадив очередного пассажира, Виджей получил плату за проезд и стал разворачиваться.

— Виджей!

Этот голос он узнал бы среди тысяч голосов. Этот голос он слышал бессонными ночами, в звуках грозы, в вихре бури. Этот голос шептал ему о любви, когда к сердцу подступала смертельная тоска, от которой хотелось выть, как раненый зверь.

— Ратха!

Она ничуть не изменилась за прошедшие семь лет. Пожалуй, красота ее стала более оформившейся, совершенной. Это была зрелая красота девушки, готовая передаться дальше, как эстафета, ее детям.

Рикша понурился и сделал было движение, чтобы уехать.