Тереза Ревэй - Время расставания

— По крайней мере, они никогда не говорят глупостей. Как прошло утро?

— Мы побывали у памятника Битвы народов [83] Битва под Лейпцигом, или Битва народов (16–19 октября 1813 г.) — крупнейшее сражение Наполеоновских войн, в котором принимали участие войска Франции, России, Пруссии, Австрии и Швеции. . Чудовищное сооружение. Напоминает огромную погребальную урну.

— Ты говоришь так, потому что ты шовинист и потому что сражение под Лейпцигом стало первым крупнейшим поражением Наполеона.

— Однако он до последнего верил в победу, даже в 1813 году, когда его армия отступала из России. Ты думаешь, менее двухсот тысяч французов против трехсот тысяч немцев, австрийцев, русских и шведов — это так легко? Гекатомба… [84] В Древней Греции — торжественное жертвоприношение из ста быков; впоследствии гекатомбой называлось всякое значительное общественное жертвоприношение. В переносном смысле — огромные жертвы. Вся Европа объединилась против нас…

— Лучше расскажи мне о Соне, — прервала Максанса сестра, зная его пристрастие к наполеоновским войнам, которое зародилось еще в детские годы. Брат мог часами рассуждать об этой войне. — Вы встретились, как и было предусмотрено?

— Да, впрочем, с тех пор мы и не расставались. Я даже привел ее с собой.

— Ты с ума сошел! Было же решено, что она присоединится к нам только в последнюю минуту.

— Но почему? — Максанс пожал плечами. — Если она познакомится с нами поближе уже сегодня, то завтра будет держаться естественнее. Кроме того, она хотела увидеть дефиле.

— Где она?

— Вон там, около двери.

Камилла проследила за его взглядом. Темноволосая худенькая высокая девушка со строгим пучком на затылке напоминала балерину. На ней были красный обтягивающий пуловер, черная юбка и тяжелые, грубые кожаные сапоги. Соня растерянно взирала на суматоху, царящую вокруг, и явно не понимала, куда она попала.

«Это дочь Петера! — подумала Камилла, удивляясь своему волнению. — Бог мой, как быстро летят годы! Отец Сони в ее возрасте уже погиб».

— Она очаровательна, — прошептала потрясенная Камилла.

— Ты тоже так считаешь?

Уловив мечтательность в голосе брата, мадемуазель Фонтеруа повернулась к Максансу. Он не отводил глаз от Сони.

— Сейчас же наденьте рыжую лису! — внезапно гаркнул Рене Кардо.

— Еще рано, месье, — запротестовала молодая манекенщица, надув губки. — Здесь можно задохнуться от жары.

— Если вам так жарко, любезная девица, то вы можете убираться вон, возможно, это несколько остудит вашу голову.

Манекенщица тут же надела манто, а Кардо отошел на несколько шагов, чтобы понять, действительно ли к этому наряду необходима шапка, как это было предусмотрено эскизом. Дефиле должно было начаться через две минуты. Волнение усиливалось. Столы ломились от косметики: розовые и персиковые румяна, голубоватые и перламутровые тени для век. Перчатки, сапоги и туфли были свалены у вешалок. Несмотря на то что это был показ верхней одежды, Камилла и Кардо уделяли внимание каждой мелочи. «Элегантность — это совокупность деталей», — заявил модельер. Для любого дефиле или фотосъемки он тщательно подбирал даже подкладку платьев.

Камилла поднялась и рискнула заглянуть в зал. Ужасные зеленые пластиковые стулья — только такие удалось найти в необходимом количестве — все были заняты. Каждой гостье у входа вручали пробник духов «Непокорная».

Камилла разослала пригласительные билеты первым лицам городской администрации, которые пришли в сопровождении своих жен, организаторам торжеств, меховщикам с Брюля, а также иностранным участникам ярмарки. Но она также пригласила никому не известных студентов, парикмахеров, портных, чиновников госучреждений… Она понимала, что для каждого из гостей ее показ — знаменательное событие, ведь они так редко имели возможность соприкоснуться с западной модой. Еву Камилла решила не приглашать, дабы не привлекать ненужного внимания.

Владелица знаменитого Дома ощущала сильное волнение. Любопытно, но она так не волновалась даже во время показов, проходивших раз в год на бульваре Капуцинов. Многие из присутствующих ждали начала дефиле чуть ли не с религиозным благоговением. Большинство женщин были чересчур ярко накрашены — веки агрессивного голубого цвета не давали возможности рассмотреть цвет глаз; плохо сидящие платья нелепо обтягивали тяжелые бедра, отвратительные толстые чулки, грубая обувь. Мужчины — все, как один, в безликих серых костюмах. Но они пришли на ее показ, и Камилла не могла не оправдать ожидания немцев. Благодаря таланту Кардо, их новая линия одежды из кожи и замши «омолодила» лицо Дома Фонтеруа, чье имя через двести лет после его основания постоянно мелькало на страницах модных журналов, — его модели одежды очаровывали как американских, так и французских редакторов смелым соединением фактур и цветов, особой фантазийностью.