Тереза Ревэй - Время расставания

Из зеркала на нее смотрела огромными темными глаза незнакомка, перенесшаяся сюда из двадцатых годов: черные, блестящие от брильянтина волосы, бледное лицо с красными губами, ореол переливающегося воротника.

«Этой незнакомке никто не сможет причинить зла», — с восхищением подумала Соня. Она осторожно подняла белый лисий воротник.

— Вот так, именно так… — прошептал Кардо, который, как и все присутствующие, был поражен метаморфозой, происшедшей с девушкой.

Максанс подошел к Соне и взял ее за руку, чтобы помочь подняться по лесенке.

— Вы ослепительны! — выдохнул он. — Это манто было создано ко дню свадьбы моей матери. Но вам оно поразительно идет. Публика будет потрясена.

Соня преодолела три ступени. Музыка за ширмами умолкла. Затем женский голос нарушил тишину ожидания.

— Дамы и господа, закрывая дефиле, приуроченное к двухсотлетию основания Дома Фонтеруа, мы хотим предложить вашему вниманию одно из самых прекрасных творений нашей фирмы. Бархатное манто, отделанное белым мехом, было создано в 1921 году. Meine Damen und Herren: «Валентина».

Соня проскользнула между ширмами и остановилась, как ей велел низенький усатый мужчина в белом халате. Ослепленная лучами прожекторов, она закрыла глаза. Раздались восторженные возгласы, затем гром аплодисментов.

Успокоившись, она пошла вперед скользящей элегантной походкой. Молодая немка подумала, что никогда ранее не чувствовала себя столь уверенно, как в роскошном манто матери Максанса Фонтеруа: в нем она была готова идти даже на край света.

На следующее утро, пока манекенщицы садились в такси, которое должно было отвезти их в аэропорт, Камилла безуспешно искала глазами Максанса. Ее брат отправился на соседнюю улицу, чтобы встретить там Соню и сесть с ней в машину вместе с мадам Ивонной. Управляющая ателье, с несколько натянутой улыбкой, пыталась навести порядок в рядах своего маленького войска. Груды чемоданов и коробок заполонили вестибюль отеля. Диана с перевязанной лодыжкой с трудом ковыляла, опираясь на неудобные костыли, привлекая к себе взгляды всех присутствующих, что в принципе было неплохо.

В высокой лисьей шапке, с кашемировым шарфом, намотанным вокруг шеи, Камилла в нерешительности топталась перед отелем.

Внезапно на углу улицы появился Максанс. Снег припорошил его русскую шапку-ушанку и толстую зимнюю куртку.

— Ее там нет, — расстроенно сообщил он, потирая покрасневший от холода нос.

— Что ты хочешь этим сказать? — нервно выкрикнула Камилла. — Вчера вечером мы обо всем договорились. Почему она опаздывает?

— Спокойствие! Я знаю не больше твоего.

— А если ее арестовали? Надо позвонить Еве. И к черту осторожность!

— Надо же, вон она! — сказал Максанс, глядя через плечо сестры.

Соня бежала, поскальзываясь на обледеневшем тротуаре. Черные волосы, выбившиеся из-под шапочки, трепал ветер. Камилла и Максанс тотчас поспешили ей навстречу.

— Я не могу ехать с вами! — воскликнула девушка, сморщившись и пытаясь восстановить дыхание. — Мне очень жаль, но сегодня ночью бабушку забрали в больницу. У нее случился сердечный приступ. Я должна быть рядом с ней.

— Но с ней все будет в порядке, Соня, — сказала Камилла, схватив руки девушки в свои. — У вас есть паспорт и виза, отмеченная сегодняшним днем. Все было так тщательно спланировано, вы не можете отложить поездку. Ева не хотела бы этого, я уверена. Мы сделаем все возможное, чтобы узнать о состоянии вашей бабушки, у нее будет все необходимое. Мы передадим ей деньги. Я смогу вернуться… И, возможно, Максанс тоже…

Черные круги под глазами девушки говорили о том, как она измучена. Тонкий нос с горбинкой выделялся на худеньком лице, ее веки отекли: Соня была готова разрыдаться.

— Это невозможно. Я не могу оставить ее вот так… Она нуждается во мне… Я должна остаться с нею, вы понимаете?

Ее взгляд метался от Максанса к Камилле, в нем была мольба понять. Максанс обнял девушку и прижал ее к груди.

— Конечно, мы понимаем, — ласково прошептал он.

Соня подавила рыдание.

— Мне так жаль… Вы столько сделали для меня… Но я не могу оставить ее одну в больнице. Я хочу как можно быстрее забрать ее домой, а кроме меня, за ней некому ухаживать.

Камилла засунула кулаки поглубже в карманы и подняла набухшие слезами глаза к небу. Покрытый снегом подъемный кран покачивался и поскрипывал на ветру. «Неужели этот город всегда будет разрастаться?» — подумала Камилла с бессильной злобой. Сколько она ни приезжала в Лейпциг, здесь всегда строили все новые и новые здания.