Ганс-Йозеф Ортайль - Ночные тайны

— Промежуточные тексты? Ты что, думаешь, Ханггартнер позволит, чтобы мы приправляли его заметки промежуточными текстами?

— Да, позволит, и по одной простой причине.

— Я хочу ее услышать, мой милый.

— Он позволит, потому что промежуточные тексты будет писать сам.

— Сам?!

— Сам. Ты ему все спокойно объяснишь, оказывается, ты хорошо с ним ладишь. Объяснишь, что у него есть выбор: или мы издаем все как каменоломню его великих мыслей, или мы моделируем черновики так, чтобы сделать их интересными для читателя. Первая формулировка принесет ему пятьдесят тысяч аванса, вторая — четверть миллиона.

— Четверть миллиона? Ты понимаешь, что говоришь?

— Отлично понимаю. Кстати, это ты подал мне такую гениальную идею. Название, которое ты предложил — «Страсти души» , — тому причиной, потому что это название самое лучшее для всей книги. Это мне стало ясно, как только я начал читать. Оно, к сожалению, не подходит к запискам Ханггартнера. Мы должны их перестроить и приукрасить, чтобы они соответствовали названию. И может быть, Ханггартнер загорится и одарит нас еще одним своим произведением в виде промежуточных текстов.

— Ты имеешь в виду, что он не удовлетворится промежуточными текстами?

— Точно. Такой плодотворный автор, как Ханггартнер, начнет с промежуточных текстов, а закончит настоящими мемуарами. Он не сможет понять, почему должен останавливаться на полпути. Его словоохотливость сорвет все плотины, я в этом почти уверен.

Хойкен встал и указал на выход. Он не мог больше выносить запаха животных и теплого, муторного воздуха. Кроме того, блестящее предложение Байермана потрясло его так сильно, что он чувствовал потребность двигаться, выйти на открытый воздух. Преобразить черновики Ханггартнера в мемуары ему бы даже в голову не пришло! В такие минуты Георг понимал, кого имел отец в лице Гюнтера Байермана. Наверняка за последние годы Гюнтер не раз выручал старика своими многочисленными идеями.

— Давай зайдем в тропический домик, — предложил Хойкен, потому что знал: этот домик находится как раз на краю зоопарка, и они могут спокойно поговорить, пока туда доберутся.

— Что это? — Байерман остался стоять и посмотрел на него. — Ты не понял, что я предлагаю?

— Сногсшибательная идея, — сказал Хойкен и быстро пошел вперед, чтобы Байерман понял, что он не будет останавливаться возле следующего вольера. — Она укрепила мое решение прямо сейчас сделать тебе предложение, о котором я, вообще-то, хотел с тобой поговорить через пару недель.

— Догадываюсь, что ты мне хочешь предложить.

— Тогда скажи, скажи, что я тебе хочу предложить? Спорим, что ты далек от истины.

— Ты предложишь мне заняться мемуарами Ханггартнера, а в компенсацию за неприятную работу получить часть прибыли.

— Неплохо, и, если ты так хочешь, считай, что я уже согласился. Но я хотел предложить тебе другое.

— Так я не угадал? Минуту, дай мне подумать. Я хочу сам добраться. Это касается Ханггартнера?

— Нет.

— Это никак с ним не связано? Ну, тогда… Нет, тогда не знаю.

Он рассуждает как редактор, дальше его мысль не простирается. Хойкен раздумывал, как ему навести Байермана на правильный след.

— Это не касается ни Ханггартнера, ни любого другого твоего автора. Мое предложение глобальнее, такое предложение можно получить только раз в жизни.

Байерман продолжал стоять. Он не понимал, он выглядел встревоженным, словно ожидал чего-то плохого.

— Я рад твоему предложению заняться проектом Ханггартнера. Для меня это роскошное задание. А после того, как я выполню эту каторжную работу, можешь меня уволить.

Как он мог до такого додуматься! Гюнтер всегда трясся при мысли о том, что когда-нибудь его уволят. Однако было бы очень глупо уволить такого человека, как Байерман. Ведь работать для него означало жить. Если его уволят, он будет хиреть в своей маленькой квартире и посвятит остаток своей жизни созерцанию птиц на берегах Рейна. Нужно остановить Байермана, сказать, что это не должно его больше мучить.

— Я даже слышать не хочу ту ерунду, которую ты выдумал. Скажу только, что никто не посмеет уволить тебя, пока я работаю в концерне. Я сделаю так, что ты сможешь до конца жизни заниматься своими авторами, правда, не в качестве редактора.

— Что ты сказал? Как мне это понимать?

— Я хочу, чтобы ты руководил издательством, осел ты такой! — вскрикнул Хойкен. — Если мне удастся унаследовать от отца концерн, я передам издательство тебе.