— От-т-ткуда? — Я чувствую, что у меня начинает кружиться голова.
— Господи, ну что же вы с Мышей, русского языка не понимаете? Дедушка владельца гаража ездил в Москву на фестиваль молодежи и студентов в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году. Привез мотоцикл. «Ява» называется. Подарок комсомольцев Краснопресненского района. Он уже тогда не ездил. А этот дедушка до сих пор жив. Знаете, как обрадовался, когда услышал русскую речь! Что вы! Решил, что я за мотоциклом приехала. От комсомольцев Краснопресненского района. Плакал. Просил приветы передавать.
Мы идем к центру города. Мышка отстает. Я оглядываюсь. Мышка стоит, глядя на брошенный мотоцикл.
— Ты что, Мышь?
— Так он, значит, наш… — задумчиво говорит Мышка.
— Ну да. Наш. Или комсомольцев Краснопресненского района.
— Зачем же бросаться хорошими вещами, — рассудительно продолжает хозяйственная Мышь. — Давайте разберем его на части и увезем с собой. Может, пригодится.
Мурка резко поворачивается, подходит к Мышке, берет ее за руку и, ни слова не говоря, ведет за собой. Мы топаем к Санта-Мария дель Фьоре. Стыдно быть во Флоренции и не зайти в Санта-Мария дель Фьоре.
На подходе к собору Мурка охорашивается и делает важное лицо.
— Купол Берлускони, — говорит она хорошо поставленным голосом экскурсовода на пенсии, указывая на огромный купол, возвышающийся над городом. — Построен в тысяча четыреста…
— Мура, Мура, Мура… — Я пытаюсь остановить ее хотя бы на минуту, но это бесполезно. — Мы тоже читали путеводитель. Купол не Берлускони, а Брунеллески. Берлускони — это премьер-министр Италии.
— Да? — говорит Мурка. — Не уверена. Так вот, купол Берлускони…
— Брунеллески.
— Берлускони.
— Давай поспорим?
— Давай!
Я достаю путеводитель и сую под нос Мурке.
— Вот, смотри, черным по белому: «Купол Брунеллески…»
— Да, действительно, — ничуть не смутившись, говорит Мурка. — Ты проиграла.
— Но, Мура, почему?
— Ты же не дослушала, что я хотела сказать. Купол Берлускони построен Брунеллески в тысяча четыреста…
И Мурка начинает молоть языком. А молоть языком она может долго. Спорить с Муркой бесполезно. Перебивать — тоже. Пока она несет чепуху, я лучше расскажу вам пару маленьких историй.
Кое-что о болтовне и ее последствиях
Если бы у меня был философский склад ума, способности к аналитическому мышлению и пара свободных часиков, я бы написала трактат о болтовне и ее влиянии на характер и судьбу человека. Но у меня нет ни философского склада ума, ни аналитического мышления, ни свободных часиков. Поэтому я просто поделюсь с вами своими наблюдениями, кто как болтает.
Вот Мурка. Мурка мелет языком постоянно, но и тут есть свои маленькие рекорды. Муркин рекорд — сутки. Ровно сутки она рассказывала нам однажды о подкладке пальто, которое присмотрела в Гостином Дворе и которое Лесной Брат под страхом развода не разрешал ей купить. В процессе рассказа выяснилось, что она и не планировала его покупать, просто подкладка поразила ее в самое сердце. Я уже не помню, что такого необыкновенного было в этой подкладке. Помню только, что Мурка валялась в кровати в своих атласных панталонах с вонючей коричневой сигареткой во рту и ни на секунду не закрывала рта.
Сначала мы с Мышкой слушали очень внимательно, потом начали отвлекаться, потом пошли на кухню и попили чаю, потом оделись и вышли на улицу. Мы заглянули в Эрмитаж, закусили в кафе, прошлись по магазинам и, вернувшись домой, застали Мурку в той же позиции и практически на том же месте, с которого мы отлучились. Для очистки совести мы с Мышкой поскребли по сусекам, а также заглянули в стенной шкаф и под кровати — может, там кто-то прячется, кому она все это рассказывает? Но там никого не оказалось. Мышка поднапряглась и сочинила про Мурку стишок. Вот он.
Легкость слога, легкость мысли,
Легкий взлет и легкий вздох.
На сучке клочки повисли:
Шарик лопнул, шарик сдох.
Мурку этот стишок очень обидел. Она уверена, что уж ее-то шарик никогда не лопнет.
Принципиально иная жизненная позиция у Мыши. Мышь треплет языком исключительно на одну тему: анатомическо-физиологическую. И очень не любит, когда ее прерывают. А такие казусы случаются. Иногда люди забывают, с кем имеют дело, и морозят какую-нибудь глупость, вроде того, что, мол, дорогая Мышь, не пора ли перейти к более волнующим темам, а то вопрос язвенных гнойничков и гнойничковых язв в районе, приближенном к толстой прямой кишке, немножко поднадоел гостям, пришедшим полакомиться тортиком и приятно провести время. Так вот, когда ее так бестактно прерывают, Мышь замолкает, выслушивает замечание и продолжает с того же места, даже если это место застряло на полслове. Тут тоже имеются свои рекорды. Однажды Мышь после грубого вмешательства в свой спич молчала четыре дня, а через четыре дня открыла рот и сказала слово «пация». Мы сильно удивились и даже решили, что Мышка тронулась умом. Ничуть. Оказалось, что это вторая часть слова «пальпация», на котором ее прервали. Дело, кстати, было в новогоднюю ночь, и прервали мы ее, чтобы чокнуться шампанским и крикнуть: «С Новым годом! С новым счастьем!» Нам было немножко не до пальпации.
Читать дальше