Ольга Дрёмова - Танго втроём. Ветренное счастье

Кирилл смотрел на больной тополь, на дальнюю кромку леса, плывущую в жарких волнах горячего августовского полудня, на жёлтое поле с коричнево-ржавыми проплешинами конского щавеля, а перед его глазами неспешно проходили совершенно иные картины, населённые тенями далёкого прошлого, так и не ушедшими из его настоящего.

Семнадцать лет назад не стало Савелия, но холодный металлический кружок самодельного обреза Кирилл чувствовал на своей груди до сих пор. Старательно ретушируя минувшее, время стирало запахи, краски и очертания, заполняя будни повседневными заботами и делами, но ржавый оскал отцовского капкана до сих пор стоял у Кирилла перед глазами, и никакие силы земные не могли заставить его забыть и простить.

…В эту ночь Кириллу не спалось. Задыхаясь под жарким ватным одеялом, он крутился с бока на бок, а перед ним, всплывая где-то на задворках подсознания, проносились обрывки настоящего и прошлого, причудливо слившиеся в одно неделимое целое и заполнившие всё пространство вокруг. Образы представали настолько объёмно и ярко, что по временам Кирилл не мог отличить явь ото сна и, открывая глаза, с тревогой всматривался в непроглядную августовскую темень за окнами.

В чёрном бархате ночи уже давно зажглись и пропали снова острые осколочки холодных звёзд, а он всё лежал без сна, вслушиваясь в равномерное тиканье ходиков. Отрываясь, маленькие круглые секундочки падали в зияющую пустоту, и Кирилл слышал, как, прыгая по старым половицам дома, они затихали где-то в сенях. Время от времени секунды застревали в щелях между половиц, и тогда древние часы давали сбой, и их длинные латунные стрелочки коротко щёлкали.

Горошины времени падали в вечность, а в затуманенном сознании Кирилла на пол летели шарики искусственного жемчуга Любиных бус. Ни с того ни с сего бусины оборачивались каплями солёных слёз и растекались по полу маленькими прозрачными лужицами. Латунные стрелочки ходиков цеплялись за выступ шестерни и глухо щёлкали, а солёные лужицы на полу, стекаясь, постепенно превращались в красивое овальное зеркало.

Слыша учащённый стук собственного сердца, Кирилл перевернулся на другой бок, но глаз открывать не стал. Странное жидкое зеркало притягивало его, как магнит. Чувствуя, как по лбу катятся крупные капли пота, Кирилл вытянулся в струну и мысленно заставил себя наклониться над гладкой блестящей поверхностью.

Неожиданно зеркало пошло рябью, и изображение, разломившись на сотни крохотных кусочков, стало распадаться у него на глазах. Боясь не успеть увидеть чего-то очень важного, Кирилл встал на колени и вдруг, вскрикнув, резко отпрянул назад, потому что из зеркала, посверкивая диковатым звериным блеском, на него глянули в упор холодные и острые, как сталь, глаза покойного Савелия.

— Отец? — губы Кирилла едва дёрнулись, и по всей груди, заполняя каждую клеточку, покатилась волна жуткого ледяного страха.

Ощущая, как страх разливается всё шире, Кирилл хотел оторваться от чёртова стекла, но не мог. Вглядываясь в знакомые черты, он отчётливо видел хрящеватые комья желваков под кожей отцовских скул, малиновую подкову ярких губ, обрамлённую густыми блестящими волосами окладистой бороды, и нечеловечески страшный зацепистый взгляд чёрных зрачков Савелия, безжалостно царапавших лицо сына.

— Ну, вот и свиделись, — рамка вишнёвых губ шевельнулась, и по спине Кирилла побежали мелкие колкие мураши. — Что, не ожидал?

— Нет, — неожиданно Кириллу стало очень холодно, и, с головой накрывшись тяжёлым ватным одеялом, он свернулся в комок и уткнулся лицом в Любашино плечо. — Отец, зачем ты здесь? Ты же умер?

— Умер? — вскинув бровь, Савелий посмотрел на сына долгим взглядом, и от этой пронзительной стали Кириллу сделалось окончательно не по себе.

— Ну да, умер, семнадцать лет назад, в лесу, разве ты не помнишь? — покрываясь холодным потом, Кирилл смотрел на изломанное лицо отца и, цепенея от страха, не мог заставить себя отвести взгляд.

— Разве? — в голосе Савелия послышались неестественные металлические нотки.

— Как же нет?! — Кирилл на мгновение зажмурился, будто отгораживаясь от страшной тени прошлого. — Вспомни, в шестьдесят втором, прямо перед Новым годом, тогда ещё стояли страшные холода?

— В шестьдесят втором… — изображение в зеркале вздрогнуло, и Савелий, будто стараясь что-то припомнить, вскинул широкие дуги бровей.

— Ты должен это вспомнить, ну же! — с отчаянием произнёс Кирилл и, низко наклонившись над зеркальным овалом, вдруг увидел, как в зеркале, плывя и покачиваясь, отразились стены старого отцовского дома.