Полина Поплавская - Танец страсти

Что претерпевает луч света, когда долгие годы движется из одной точки в другую, чтобы умереть в последней, будучи поглощенным каким-нибудь черным куском ткани? Малин знала, что обладает неистребимой склонностью представлять все вещи, о которых она думала, одушевленными, как будто они наделены разумом и чувствами. Вот и свет от звезды — для него существует время, следовательно, это время чем-то должно быть заполнено…

“Одно воздействует на другое в течение времени, стало быть, это второе претерпевает от первого, потому что это заложено в его природе — претерпевать”.

Рассуждение казалось неполным, а может быть, чтобы как следует в нем разобраться, требовалось больше внимания и сосредоточенности. Буреус отложил трактат, чтобы заняться повседневными делами. На столе лежала стопка корреспонденции, требовавшей незамедлительного ответа, а чуть в стороне — незаконченные эскизы скульптур для “Васы”.

Времени оставалось мало, но ученый все медлил и медлил с работой, мотивируя задержку тем, что еще не оправился от болезни. Но и передавать это дело кому-то он не хотел: ему казалось, что с помощью символических корабельных украшений он должен совершить невозможное — уберечь судно от гибели. Никто не решался вслух обсуждать последнее распоряжение короля, но самые отчаянные мастера шептались между собой, сетуя на то, что теперь столько работы пойдет насмарку. Хенрик Хибертссон, которого Буреус несколько раз встречал на верфи, ходил как в воду опущенный и время от времени обреченно разводил руками, не говоря ни слова. Сам ученый не находил себе места, хотя и скрывал тщательнейшим образом свои терзания даже от приближенных слуг.

Три дня после прихода крестьянина горячка не отпускала Буреуса — крепкий сон сменялся бредом, старик лишь изредка приходил в себя и тут же снова впадал в забытье. Когда к вечеру третьего дня он очнулся, то первым делом позвал камердинера, чтобы тот немедленно принес ему написанное две ночи назад письмо к королю. Камердинер удивился — хозяин велел срочно отослать письмо, так что оно уже давно в пути. Буреус не смог сдержать стон — его худшие опасения подтвердились. Что теперь делать? Послать вдогонку еще одно послание, о том, что был болен и просит не верить написанному в предыдущем письме? Густав Адольф всегда был милостив к нему, но тут наверняка решит, что старик окончательно выжил из ума. Да и что он может написать? Что, мол, сообщил его величеству сведения о новшестве в корабельном деле по недомыслию, желая предотвратить спуск флагмана на воду? Да и поздно уже отговаривать короля — он, как капризное дитя, непременно хочет, чтобы у него была такая же игрушка, как у французов…

Видно, старость и в самом деле принялась играть с ним злые шутки — как полагаться на собственное разумение после такой промашки? И советчиков, которым можно было бы доверять, теперь не сыщешь. Расстроенный, Буреус ходил по своему кабинету из угла в угол. Душно, надо глотнуть свежего воздуха, а заодно посмотреть, что делается на верфях. Может, изобретательные голландцы придумали что-нибудь, чтобы с честью выйти из положения.

Упругой, вовсе не стариковской походкой Буреус шагал по свежевыпавшему снегу вдоль штабелей бревен туда, где возвышался тяжеловесный остов корабля. Вот он, королевский лес — ученый оглядел длинные ряды спилов, вспоминая, что в лихорадке задавался вопросом — как найти среди них дерево, обладающее магической силой… Морок, дьявольское наваждение — вот что это было. Его взгляд упал на колоду, лежавшую отдельно от остальных стволов. С одного боку колода была совсем плоской, словно дерево росло, прислонившись к гранитной плите.

Сам не зная зачем, старик счистил снег с плоской стороны колоды. Кора здесь была уже ободрана, и перед Буреусом появилась ровная поверхность намокшей светло-бурой древесины, напоминавшая кусок пергамента. Сходство усиливалось тем, что поверхность была изъедена жучками: не один год они прокладывали под корой свои дорожки, а вот теперь их тайный труд был явлен свету и, оттененный белизной забившегося в бороздки снега, был похож на какие-то письмена. Поразительная вещь — вероятно, насекомые селились ярусами, потому что следы их деятельности ровными рядами располагались один над другим. Буреус прищурил старые глаза. Эти пересечения прямых дорожек, закорючки и острые углы что-то напоминали ему. Он приблизил лицо к дереву. Если сосредоточиться, то, возможно, он сумеет прочесть, что здесь написано.