Полина Поплавская - Танец страсти

Затем ветер стих, и сквозь слой успокоившейся воды можно было увидеть лежащий на дне корабль. По проведенным расчетам, «Васа» затонул от порыва ветра скоростью не многим более четырех метров в секунду. На галеоне в момент катастрофы находилось около 200 человек команды, примерно 50 из них утонули.

Несчастье было воспринято как плохое предзнаменование для нации”.

Малин захлопнула том энциклопедии. Пыль, полетевшая в лицо, заставила ее чихнуть и проснуться.

“Неужели проспала?” — подумала она, но, посмотрев на будильник, успокоилась: было еще только полшестого, целая вечность, чтобы спокойно собраться и доехать до театра. Конечно, она не выспалась, но достаточно будет короткой разминки в репетиционном классе, и она вполне проснется.

Какая все-таки немыслимая рань, как темно на улице за окном!.. Хочется закрыть глаза и… В этот момент запищал будильник. В полумраке комнаты его настырный голосок звучал призывно, тревожно, напоминая девушке о чем-то совсем недавнем. Ну да, конечно, сон… И в нем опять этот старик! Но теперь во сне появилась и руническая надпись.

Малин попыталась рассуждать трезво, хотя для этого и требовались невероятные усилия — все-таки еще не было и шести утра. То, что касается надписи, приснилось ей уже после разговора с Юханом, но ведь о тайнике под вторым шпангоутом от кормы он ей ничего не говорил. Перед глазами Малин ясно предстал сделанный Буреусом эскиз — маленький прямоугольник под толстым бревном внутри трюма. Надо бы проверить, совпадает ли это место с тем, которое вычислил Симон.

Приготавливая завтрак, она никак не могла решить, как выяснить это побыстрее. Конечно, с хранителем музея мог бы связаться Юхан, но Симон, похоже, уже жалеет, что поделился своим открытием с незнакомым историком, а если Юхан проявит к нему повышенный интерес, то Симон Кольссен вовсе замкнется и перестанет им доверять. И потом, Юхан слишком уж серьезно воспринимает ее сны, подумала она, вспомнив обращенный на нее восхищенный взгляд соседа. Нет, сейчас ей нужен более трезво мыслящий советчик.

Уже набирая номер Йена, Малин все-таки честно призналась себе, что выбрала его еще и потому, что очень хотела с ним увидеться. С тех пор, как он привез девушку из японского ресторана к крыльцу ее дома, прошло меньше двух дней, но ей казалось, что прошла целая вечность. От того, что происходит с нею, ей некуда бежать, кроме как к этому человеку. Рассудительный и опытный, но непосредственный, как ребенок, Йен был для нее единственной дверью в иное измерение, в ту жизнь, где не нужно поминутно озираться по сторонам, чтобы узнать себе цену. Она еще плохо ориентировалась в его мире, но, кажется, поняла главное — там можно не бояться быть собой, что бы при этом с тобой ни происходило.

— Йен?

— К сожалению, сейчас я не могу подойти к телефону, но буду рад услышать то, что вы сочтете нужным мне сообщить.

Ну конечно же, он еще спит. Что ему сказать? Ну и фраза: “буду рад услышать то, что вы сочтете нужным мне сообщить”. После такого язык не поворачивается говорить нормально и по-человечески.

— Это Малин. Я хотела попросить тебя об одном одолжении, это касается “Васы”. Я буду дома после четырех и позвоню еще раз.

Каждый раз, когда приходилось говорить с чужим автоответчиком, Малин волновалась, как школьница на экзамене. Наверно, потому что она не слышала, как воспринимают ее слова. Это как танцевать в зале, где не видно лиц зрителей. А вот когда пишешь письма, такого чувства не возникает, но ведь тоже неизвестно, при каких обстоятельствах твое послание получат и прочтут. Впрочем, письма она пишет довольно редко.

Малин разозлилась на себя. Она знала, что ее голос всегда выдает ее, если она волнуется. Теперь Йен подумает, что случилось что-то серьезное или, еще хуже, что она его боится. Расстроенная, девушка продолжала собираться. Надела длинное пальто, выключила свет — белая входная дверь слабо фосфоресцировала в сумерках прихожей. “Ищи в чистой жертве причину”… Что все-таки это значит?

— Я не понимаю, как это возможно — танцевать омелу? — в десятый раз спрашивал Олаф. Он не отказывался от работы — после того первого показа всей труппе, когда Малин без перерыва протанцевала полтора часа, вероятно, это показалось бы ему предательством. И теперь бедному парню не оставалось ничего, кроме как изводить ее вопросами, ответов на которые он совершенно искренне не понимал.

— Ты — самое слабое и зависимое существо, какое только можно себе представить, — говорила Малин. — Ты постоянно дрожишь — ведь тебя в любой момент могут погубить. Но ты свободен от клятвы, а потому — опасен. Ты — единственный, кто может изменить мир, и твоя сила — в твоем ничтожестве…