— Хорошо, но помни: у нас нет никаких доказательств, что это действительно так.
— А ты мыслишь вполне… наукообразно, — Юхан посмотрел на нее с интересом.
— Вот спасибо! — Нечего сказать, хорош комплимент, подумала Малин. Больше она ни слова ему не скажет, пусть выдумывает, что хочет.
— Извини, я не хотел тебя обидеть. — Он смутился, а потому тут же был прощен. Помолчав немного, Юхан продолжил: — “Ищи в одной чистой жертве причину битвы”. Тут все гораздо сложнее… В каждом отдельном слове я не сомневаюсь, но, хоть убей, не понимаю, о чем идет речь.
— Может, это описание какой-нибудь старой свары между двумя родами?
— Тогда не получается никакой связи с первым и третьим предложениями. Какая-то черная магия, честное слово… — Он растерянно глядел на Малин, а она думала: как только что-то не получается, он огорчается, как ребенок, получивший пустую обертку вместо конфеты. Впрочем, простодушие — признак мудрости, как любит повторять фру Йенсен. Истину лучше других видит тот, чей взор не замутнен подозрениями.
— Давай пока пропустим это, — вздохнула девушка. — Что дальше?
— Мне кажется, здесь говорится о том, что кроме “Васы” есть какой-то еще объект. И он определяет срок жизни корабля.
— По-моему, все, что пока можно сказать, — что есть что-то, сделанное из дерева. А с чего ты взял, что здесь снова речь идет о “Васе”?
— По умолчанию. Ни о каких других деревьях ведь не говорится.
— В общем, пока твоя версия не более убедительна, чем та, которую высказал Симон Кольссен, — честно призналась Малин.
— Ну что ж, — не смутился Юхан, — значит, надо работать дальше.
Они ломали головы над текстом еще часа четыре, не меньше. Сначала Малин сопротивлялась тому, чтобы напрямую связывать содержание надписи с “Васой”. Даже если дощечка находилась на судне в момент его гибели, все равно речь в ней могла идти о чем угодно. Например, кто-то вырезал кусок стиха, может быть, даже не понимая его смысла, просто так, от скуки. Почему нет? Или это была головоломка? Но на такое предположение девушки Юхан почему-то даже обиделся, и она не стала развивать его. Или дощечка была находкой, которую на “Васе” везли в Германию какому-нибудь знатоку древностей — ведь установить точный возраст дерева пока никому не удалось?
Но все же некоторые доводы Юхана звучали убедительно, и в конце концов Малин согласилась играть по правилам, которые предложил ее сосед.
Оказывается, Юхану удалось выведать у сердитого музейного хранителя, что тот обнаружил на корабле место, где предположительно была прикреплена эта самая дощечка. Никаких упоминаний о рунических текстах в архивах Симон Кольссен не нашел, но на одном из черновых эскизов убранства корабля ниже ватерлинии значился маленький прямоугольник, и его пропорции — Симон, разумеется, все сто раз проверил — совпадают с пропорциями дощечки, найденной Йеном. Хранитель музея ликовал: автором этого эскиза считался сам Йохан Буреус, который, по некоторым сведениям, знал старую письменность. Значит, версия о сговоре теперь выглядит довольно-таки правдоподобно. Надпись — что-то вроде инструкции, предназначенной сообщникам Буреуса на корабле. Наставник короля, как известно, имел обширные связи с учеными по всей Европе — кто поручится, что заодно он не представлял интересы какого-нибудь другого государства?
— Я понял, что сейчас мои рассуждения кажутся тебе менее обоснованными, чем выводы Симона, но я не сказал еще, что… — Юхан собирался перейти к своим главным аргументам, но Малин неожиданно перебила его:
— Подожди, ты говоришь — Буреус?
— Да, один из двух учителей Густава II Адольфа. Симон упоминал о нем, когда мы вместе были в музее.
У Малин закружилась голова. Буреус, тот самый старик-ученый из ее снов — она так много знает о нем, гораздо больше, чем могла бы. И о ясене, растущем в королевской дубовой роще, она узнала оттуда же — из кошмара, в котором старый человек метался, бредил и хотел разыскать какого-то крестьянина. А еще он собирался искать верхушку Мирового Древа среди бревен…
— Кто собирался искать верхушку? — Малин и не заметила, что произнесла это вслух.
— Я не знаю, стоит ли рассказывать об этом… — Она подумала, что своим рассказом может еще глубже завести Юхана в бездну мистического и тем самым повредить ему. — Этот Буреус снился мне.
Она выдержала его долгий взгляд, за которым последовала еще более долгая пауза — Юхан обдумывал эту новость. Через некоторое время он спросил:
Читать дальше