И тут он хрипло произносит:
— Не знал, как тебе сказать, но раз у тебя цветы, то все гораздо проще. Есть кто-то еще, да?
И мне становится ясно, что, глядя на меня, его глаза совсем не улыбались. Они метали громы и молнии, но я этого просто не заметила. Поцелуев не будет, и чуда в этот раз не произойдет.
— Конечно, у тебя кто-то есть. Глупо было бы думать, что ты полтора года была одна, правда? Может, я тут вообще ни при чем, а?
Вдох и выдох. Это очень просто. Главное — продолжать дышать. Через шесть вдохов он говорит:
— В общем, я тебя вот о чем хотел попросить: ты уж определись, ладно? Я так понимаю, ты хотела покончить с собой, но теперь ты чего хочешь? Ты собираешься жить или не собираешься? Реши и давай уже что-нибудь сделай. Туда или обратно. — Тут он довольно неловко хихикает. — А то эта история висит на мне, как камень на шее. Я и виноватым себя чувствую, и тебе помочь ничем не могу. А ты же знаешь, как я не люблю чувствовать себя виноватым!
Последние слова он произносит на удивление задушевно и наверняка в этот момент прикладывает руку к груди, подтверждая: помочь мне он действительно ничем, совершенно ничем не может.
— Определись, ладно? Нет ничего хуже неопределенности…
Неопределенность? Вот засранец! Это говорит тот, кто не мог со мной попрощаться полтора года! Собирайся и уматывай!
Если бы я могла, то выцарапала бы ему глаза. И тут кто-то нервно кашляет совсем рядом с нами, и я всем телом чувствую, как вздрагивает от неожиданности тот, кто никогда не будет моим. Это, конечно же, папа. Я не знаю, как он вошел. Как умудрился не скрипнуть дверью, не споткнуться на пороге и не задеть ногой раскладушку у окна. Можете мне не верить, но он вошел без единого звука. Не стесняйтесь, я бы и сама на вашем месте не поверила.
Голос моего папы кричит именно те слова, которые не могу произнести я:
— Вот засранец!
А в следующую секунду я слышу звук удара. Что-то сочно хлюпает, а потом кто-то с грохотом падет, задев мою кровать. Тот, кто никогда не будет моим, ударил папу. Это ужасно. Я знала, что он скор на руку, но чтобы так… Пап, скорее поднимайся, не нужно, чтобы все это увидела мама. Нужно скорее сбегать за медсестрой, она поможет…
— Что за черт?! — возмущенно кричит откуда-то снизу тот, кто никогда не будет моим, и вдруг до меня доходит, что на самом деле это он поднимается с пола.
Что это? Папа его ударил? Ущипните меня. Я лежу тут без сознания пять, вернее, шесть дней, но точно знаю, что это галлюцинация. Это просто невозможно.
— Проваливай, — заявляет папа таким тоном, которому бы позавидовала даже мама. — И больше никогда не возвращайся. Даже не смей к ней приближаться, понял?
Тот, кто никогда не будет моим, не произносит в ответ ни слова. Конечно же, он ничего не понимает и наверняка растерянно хлопает глазами. Как получилось, что его — драчуна и забияку — уложили на пол одним ударом?
— Ну-ну, — тихо говорит тот, кто никогда не будет моим.
А потом он делает то, что делает всегда, если что-то идет не так, как ему нужно: он уходит. Как же все просто — повернуться спиной, закрыть за собой дверь и уйти. Оборачивается ли он, чтобы посмотреть на меня и улыбнуться? Я не знаю, ведь я не могу открыть глаз. Проносятся ли перед ним те дни, когда он был готов отдать половину сердца, чтобы быть со мной рядом? Сожалеет ли он о прошлом, которое остается у него за спиной? Этого я тем более не знаю.
Его плавные шаги быстро удаляются от меня. Хлопает дверь и раскрывается лифт, унося от меня угли моей большой любви, сгоревшей у меня на глазах.
Вот и все.
— Извини, что не сделал этого гораздо раньше, — говорит мне папа и тут же нервно кашляет и хлопает себя по карманам.
— Заррраза! Я где-то потерял свой блокнот… Я быстро…
И он оставляет меня одну — дуть на угли моей большой любви и плакать над тем, что чуда не случилось. Этот мужчина никогда не будет моим, но я снова пожелаю ему удачи.
Пока лифт уносит его от меня прочь, за окнами гремит гром, и наверняка ослепительные молнии прорезают тучи насквозь. Душная жара нескольких последних дней прорывается яростной грозой. Вода хлещет за окном, как из ведра, и прохладные капли долетают даже до меня. Температура медленно снижается, и это значит, что тот, кто никогда не будет моим, уходит все дальше.
Ты снова уходишь, так уходи же легко и приятно. Пусть тебе не попадется ни одной неровной ступеньки и никогда не придется жалеть о дорогах, которые ты выбирал. Я желаю ему удачи и вдыхаю так глубоко, что мое сердце оказывается в желудке. Глупо, правда?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу