Ольга Бенуа - Осенние звёзды

— Прикалывайтесь-прикалывайтесь, а мне привелось на себе испытать. Подробности опушу, но падающие зеркала, срывающиеся со стен картинки, самовключающийся свет не раз заставляли мои волосы вставать дыбом, — с обидой в голосе гордо заключила вторая. — Когда домой прихожу, всегда в звонок звоню.

— Зачем?

— С домовым здороваюсь.

Девушки фыркнули.

— Вообще я в это все не верю, но вот спиной к стене предпочитаю спать, — созналась первая.

— Да, — поддержала вторая, — я вот тоже не люблю спать так, чтобы рука с кровати свешивалась, страшно, вдруг схватит… Но сейчас мы с ним помирились, я ему печенье на карниз положила. Но иногда он нервничает, что я дома долго не появляюсь, и свет включает.

— Туда, где лежит печенье, заглядывала? — вступила третья девушка. Голос с хрипотцой выдавал курильщицу со стажем.

— Нет, обхожу это место. А вдруг оно его съело? — с ужасом спросила вторая.

Девушки захохотали. Валентина кашлянула и приподнялась на кровати, опираясь на подушку. Три девушки сидели на кровати у окна, поджав под себя ноги, и угощались чипсами.

— Ой, извините нас. Мы, наверное, громко, — разволновалась худенькая светленькая девушка в детской пижаме с мишками и красными мячиками. По голосу Валентина определила, что именно она совращала домового печеньем. Девушка стала собирать крошки на покрывале в руку.

— Разбудили? — озаботилась яркая блондинка а-ля Мэрилин Монро с малиновыми губами, то ли от природы такими полными, то ли доктора постарались. Сексапил, как принято говорить, сбивал наповал. Энергетика исходила от девушки, как жар от батареи.

— Да нет, девочки, я привыкла дремать под звук телевизора, — соврала Валентина.

— А можно вас спросить, вы верите в нечистую силу? — поинтересовалась девушка с мишками.

— Знаете, на заре перестройки, — Валентина поудобнее устроилась на кровати, — с появлением первых видео, страна поделилась на три лагеря. Одни смотрели «про это», вторые — боевые искусства Шаолинь, а третьи — ужастики. Удивительно, но никто не кинулся смотреть классику американского кино, «Завтрак у Тиффани», например. Ну да ладно.

— «Про это» — это про что? — нахмурила брови девушка-подросток.

— Деревня ты, Катерина. Одни черти на уме. Эротика, секс, поза лотоса, — томным голосом из «секса по телефону» проинформировала «Мэрилин».

— А у тебя одни тряпки и мужики, — огрызнулась та. — Брать нужно внутренней красотой.

— А давать чем?

Подружка барабашки пошла пятнами. Сжав кулачки, она готова была кинуться на обидчицу.

— Прекрасный внутренний мир — здоровые органы для трансплантации, — спокойно заметила третья, круглолицая толстушка с непримечательной внешностью. — Не слушайте их, — обратилась она к Валентине, — они сестры, но одна блондинка натуральная, а вторая — крашеная.

Тут она, как фокусник, выудила из-под подушки коробку конфет и, прикрыв полой махрового халата, строго посмотрела на сестер:

— Будете ругаться, одна трюфеля съем. Дайте человеку рассказать.

Блондинки выразили согласие быть хорошими девочками. Коробка была отдана на съедение.

— Муж у меня военный, — продолжила Валентина, — потому Шаолиня ему на работе хватало. Эротические фильмы — «много шума из ничего». Он полюбил ужасы. Они доводили его до слез больше, чем комедии. Все эти монстры и вампиры казались ему сказочными героями. Он смотрел ужастики, как «В гостях у сказки», а не как того требовал жанр и задумка режиссера. Кетчуп, льющийся рекой, и дырки в голове размером с воронку от взрыва водородной бомбы, образовавшиеся от простенького ружья, радовали его, как ребенка. Пару раз я посмотрела за компанию, но однажды ночью подхожу к окну и вижу, как мертвяки из фильма в белых балахонах направляются из нашего дома в соседний. Лица в лунном свете цвета сбежавшего молока и светятся изнутри. В руках они держали фонарики, как светлячки. Стою у раскрытого окна и молюсь лишь об одном, чтобы ни один из них не поднял глаза. Мне показалось, если луч от фонаря попадет на меня, то они придут за мной. Я стояла, смотрела и ждала. Было так страшно и так хотелось, чтобы этот ужас закончился, что на мгновение мне захотелось выпрыгнуть в окно, в ночь, куда угодно.

Девушки слушали, затаив дыхание и постепенно перемещаясь ближе к Валентине, пока не уселись на ее кровать, не забывая, впрочем, шуршать обертками конфет. Коробку поставили посредине, на покрывало, жестом предложив Вале угощаться.

— Я понимала, что это видение, мираж, что бояться нужно живых, мертвые не шляются по улицам, но я видела собственными глазами соседний дом в разрезе. Знаете, как в кино про войну, когда видны лестничные пролеты, а стены нет. Так вот, я видела, как они идут по лестнице, направляясь в одним им ведомую квартиру. Ужас, который я испытала, не передать словами. Отойти от окна я не могла. Мне было так страшно, что я боялась пошевелиться. Я, наверное, так и простояла бы до утра, но в какой-то момент муж обнял меня сзади и взял на руки. Я уснула еще до того, как он положил меня на кровать, такой был у меня шок. Наутро он рассказывал, как, проснувшись, увидел меня перед раскрытым окном в развевающейся ночной рубашке, и ему даже показалось, что я светилась изнутри. Я же смутно помнила, что видела, но животный страх не забыла. Так что нет никаких привидений и потусторонних сил, а есть лишь много плохих фильмов на ночь, — весело закончила Валентина и потянулась за конфетой.