Татьяна Поликарпова - Женщины в лесу

Ну заняли… Заплатили… Поехала…

…Дальше у нас с Зоей Петровной пошла сплошная Италия. Комфортабельный, не российского уюта, автобус уносил нас в иной мир, в сказку…

Отгороженные хрупким экраном огромного окна от холодеющих просторов, от трепещущих последним листом сквозистых октябрьских лесов, мы уносились памятью Зои Петровны назад. Назад… Во Флоренцию. Венецию, Рим одна тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Тогда Зое шел только тридцать третий годок, и не случилась еще ее последняя тяжелая операция, и была она, по ее словам, легкая, как девчонка. Очень даже могу себе представить. Она и сейчас выглядела на эти самые тридцать два года, а то и меньше…

Но полно: в Италию ли мы уносились? От Италии остались на устах моей попутчицы лишь вздохи… Вздохи восхищенные, но почти немые:

— Ох, Италия… Вы не бывали там? Жалко! Сказка… Да что говорить… Венеция эта… Ну, в кино-то видели? — И, подумав: — Все же в кино — не то… Воздух там… Знаете, он и на вид — вот смотришь в улицу, вдаль, — так он прямо голубой и мягкий… Но, конечно, сыро… Это да… Как они там живут в такой сырости… Нам-то хорошо: посмотрели, полюбовались — и дальше… Гондолы…

Как раз на гондолах Италия, собственно, и закончилась: Петрова словно запнулась об эти гондолы и принялась хохотать, приговаривая:

— Ой, я не могу! Из-за этих гондол я прямо умирала! Я в этой Италии просто у-ми-ра-ла от смеха из-за одного нашего!

«Ну вот и наши начинаются», — подумалось мне. А Зоя продолжала:

— Как вспомню, так до сих пор не могу! Один наш турист, из Тулы, каменщик, Макар Зуев. Очень такой прославленный: «знатный» у нас про таких говорят… Пристал ко мне в Венеции: «Ну, Петрова, ну, давай на гондоле прокатимся! Чтоб запомнить…» А это ж дорого — гондолы… Говорю ему: «Ни за что не поеду. Еще не хватало тебе на меня тратиться. Купи лучше жене подарки». А он и окислился весь: «Да че ей подарки… Она недавно из Финляндии вернулась. Все у ней есть. А деньги — что? Мне солить их?»

Ну, правда, денег у него полно. Да рублями ж за гондолу не расплатишься. И ему, как и всем нам, меняли на Италию по двадцать четыре рубля. По-ихнему сколько-то тысяч или сотен тысяч, не помню уж, лир. Не много и по-ихнему. Ну да не в лирах даже и дело… Ну зачем бы мне с ним в гондолу?! Смех с ним один… Я его учила вилку с ножом держать. Ведь он как: за стол сядет, в один кулак — нож, в другой — вилку и держит торчмя в кулачищах. Официантка идет к нам с подносом, как увидит Макара с этими предметами, так в сторону и вильнет… Я у-ми-ра-ю-у-у… хохочу…

И Зоя Петровна от смеха бессильно припала к коленям. Пассажиры, сидящие перед нами, заозирались…

— Макар, — говорю, — положи на стол вилку-то с ножом! А то ведь не накормят нас… Разбегутся все со страху…»…А нас сразу признавали, что мы — русские, — добавила она, и я подумала, что это в связи со своеобразными манерами каменщика из Тулы. Но продолжение было неожиданным:

— Наши все такие чистые, подтянутые, аккуратные… Итальянцы — они ведь грязные… Ну да. Волосы вечно засаленные. Сами нечесаные по улицам ходят… Одеты кое-как… Не чисто… Висит вечно одно из-под другого… Такие подраспущенные все же… Недаром этот свой секс без ума обожают.

— А я этот их секс видеть не могу. В гостинице выйдешь в холл — телевизор как печка… Да цветной. Красота. Этих каналов у них — семнадцать. Всё частные. Государственных — три или четыре. Смотри — не хочу. Ну, включит кто из наших — господи, от и до! Мне стыдно: тут же мужчины рядом! Нет! Ухожу к себе…

Но на голый натуральный стриптиз один раз пошла. Все наши ходили. Надо ж посмотреть самой, что такое.

Вроде как кафе. Столики, маленькая сцена, то ли эстрада… Музыка. Вышла такая мулатка. Смуглая. Тело — ну прелесть. Точеная вся. Сначала, правда, одетая вышла. В синей просторной блузе, красивая блуза, вся так и струится. Стала танцевать — скинула ее. Тут, — Зоя Петровна показала себе на грудь, — сразу голая. А там, — кивнула вниз, — лепесточек кружевной. Вот такой… — И указательными пальцами она обрисовала в воздухе некую фестончатую розетку. — Ну потанцевала так немного и его содрала. И легла — ж…ой вбок… Тьфу…

«Нет, — говорю своим, — я пошла… Пойдем, Варенцова!»

И мы с Надькой ушли. Надька Варенцова — хорошая девчонка, тоже маляр, только из Калуги. В Италии мы с ней дружили. Тоже любила посмеяться.

Ну с тех пор, как наши идут куда-нибудь, нам заявляют: «А вы, Петрова с Варенцовой, дома сидите. Вас мы не берем: вы на стриптиз не ходите!»