Как она это говорила… И какой был у нее вид… Хоть бы гневалась. Так нет… Смотрит, широко открыв глаза, и холодно, и в то же время словно бы с болью…
Это я теперь, лежа врастяжку, осознал, вспоминая. А тогда замерло все во мне, окостенел я от ужаса, понимая, что вот и конец моим надеждам на Нюсю… На человека… Нет, видно, их, человеков, среди женщин. Раз уж она, Нюся… Так жестоко…
Она и еще тогда говорила… Как раз о женщинах.
— Мне, — говорит, — Галка рассказывала, что вас, Петя, женщины любили и баловали… Что ходок был Петя… Петушок… Тот еще… Так неужели не успел понять женщин, а, Петя? Женщине мужчина нужен, ребенка она сама родить может… Да ребенок хоть растет, делается помощником, товарищем… А взрослый ребенок — это ведь, Петя, очень тяжело! Тем более для одинокой женщины. Думаю, что жена как раз и любит вас, как никто не любил и не полюбит, раз столько времени с вами. Подумайте-ка… И не ищите вы других ангелов. Ваш ангел при вас…
Вот так все и кончилось.
Приехал я домой окостенев. Звенели у меня в ушах безжалостные Нюсины слова. А перед глазами — глаза ее с холодной какой-то жалостью. Как к приговоренному: и жалко, и помиловать нельзя. Неужели она еще жалела меня? Да разве если жалеешь, гак оттолкнешь человека? И, вспоминая ее «ваш ангел при вас», корчился я от унижения. И постепенно овладевало мною крайнее отчаяние…
Выход был один-единственный: бежать. «Все. Точка, — решил я. — Еду куда глаза глядят. К черту все. Всех баб. Я сам человек…» Но пока я созревал в этом своем намерении, прошла неделя и две. Грипп подхватил. И наконец — бум! — радикулит.
И вот склоняется надо мной тигриная морда со шприцем. И меня выхаживает жена. Мой ангел. И я не чувствую в себе даже тени недавней отваги. А вместо отчаяния — лишь тупая ноющая боль в пояснице.
«А ТЫ, ПЕТРОВА…»
(Рассказы попутчицы)
Послушаешь ее, и выходит — все к ней только так и обращаются: «А ты, Петрова…» И подруги по бригаде — она штукатур-маляр, бригадир; и начальство ее и строительное, и профсоюзное; и врачи в больнице, словом, все, имеющие с нею дело.
А вообще-то зовут ее Зоя. Зоя Петровна Петрова. Это не совпадение какое — отчество ее и фамилия. Родом она из-под Пскова, а там у них, по ее словам, долго велось по-старинке: фамилию писали по отцову имени. У кого отец Василий — Васильевы, у кого Иван — Ивановы. Ну а вот они — Петровы…
Тут Зоя Петровна прервала свой рассказ и засмеялась, словно все, что она сказала, было шуткой, и объяснила:
— А я и вообще двойная Петрова: мой отец был Петр Петрович Петров. Нашего деда то ли забили, то ли застрелили, то ли сам он умер в лагере. Никто того не знает. Кулачили тогда, в двадцать девятом году. Знаете, наверное. Теперь пишут… Вот и наших всех, всю семью, погнали. Да бабка моя родить начала. Ее с того кулацкого поезда и сняли. Так она и жить осталась, и сына сохранила. А назвала в память о муже. Вот такая я, значит, вышла двойная Петрова!
И Зоя опять засмеялась. Вовсе не зло. И не печально. И безо всякой издевки. А легко и весело: мол, бывает же такое!
II
КАК МЫ С ПЕТРОВОЙ РАЗГОВОРИЛИСЬ
Встретились мы с Зоей на автовокзале. Сидел на одной скамейке и ждали, как оказалось, один автобус. Соседка моя была налегке — с одной небольшой сумкой. И я подумала, что она в командировку, хоть и видела: не походила она на москвичку из тех, которые в командировки ездят. Но мало ли…
Дело даже не в том, как она была одета: серого пуха косынка, небрежно повязанная под подбородок, и темное пальто джерси, каких уж давно не носили в столице молодые женщины, — просто взгляд у нее был не столичный. И даже не взрослый женский: знаете, этот вечно озабоченный взгляд, когда про себя считают, что еще не купила, не достала, не посетила, не сделала… У этой, в джерси, были глаза любознательного ребенка. Путешествующего доброго ребенка, которому все интересно вокруг, все занимает просто так, само по себе.
Она вертела головой туда и сюда, отчего косынка ее съехала на затылок с гладко зачесанных назад темных волос.
Встретив ее взгляд, я ей улыбнулась — это было легко — и спросила, не в командировку ли она.
— Ой, что вы! Я у сестры гостила. В отпуске была. Еду домой в…
Она назвала старинный город в Псковской области. Тут же и спросила с вызовом, с задором, будто предлагая поиграть:
— А вы почему подумали, что в командировку?
— А вещей, сумок с вами нет!
— Ой, я так и догадалась, что из-за этого! — Очень довольная, она рассмеялась. Игра ей удалась! — Да что ж, всего не укупишь, — махнула она рукой на чей-то громоздкий багаж. — Да и нельзя мне надрываться: недавно после операции.
Читать дальше