Татьяна Поликарпова - Женщины в лесу

Ваша Инна ».

Вера была рада этому письму и потому, что теперь с легким сердцем могла написать Инне, а значит, и Лине, о своих догадках: отчего пропадали и появлялись тропы в их лесу. Она давно догадалась, но в отдалении от своих попутчиц по блужданиям Вера сомневалась, не посмеются ли они над такой ее приверженностью ко всяким прошлым пустякам. Нет, они не сочтут пустяком ее открытие! И она писала: «…Инна, вспомните: тропа исчезала всякий раз, когда старый лес сменялся молодым. Посаженным. Вспомните: посадки шли сплошняком, как посевы ржи. Вообще как посевы. Значит, перед тем как сажать саженцы, землю перепахивали! И в этом весь секрет. Перепахивали ведь и тропы! Помните, как исчезла тропа, почти дорога по ширине, когда мы вышли из Дантова леса? Мы же на коленях ползали, искали ее в траве, и как было не догадаться?! Но нет, мы не догадывались, потому что о всяческой мистике думали. А потом как возникла из ничего дорожка, когда мы вышли из молодого дубняка снова в старый лес, а? А мы шли и сшивали разорванные дорожки, а все потому, что держали раз взятое направление!

Инна, я очень вам признательна за письмо про столбики. Теперь уж точно — все загадки разгаданы… Немножко жалко, ведь с загадками как-то уютней. Не находите? А мои дочки смеются надо мной. Зовут не иначе как следопытом. А ведь и вы, Инна, следопыт. И Лина. Расскажите ей о моих «открытиях».

Целую вас обеих. Ваша Вера ».

— Топор видела, — сказала Маруся.

Ее кровать была напротив Катиной, у противоположной стены палаты. Между ними еще ряд кроватей, пустых.

Катя, приподнявшись на локте, обернулась к Марусе — приготовилась слушать ее сон, но та молчала. Катя присмотрелась к ней: чего это она? Маруся лежала на спине, уставившись в потолок, будто там и был записан ее сон, а она не могла разобрать.

Ничего, ожила Маруся. Вон и брови заблестели. А позавчера после операции и брови и лицо были словно пеплом подернуты, стертое, слепое лицо.

Маруся была уже третьей абортницей, пока Катя лежит в этой палате. Они быстро менялись, не то что роженицы.

…В больнице шел «ползучий» ремонт, как говорили санитарки. Он переползал из отделения в отделение, и Катя попала как раз в такой момент, когда ремонт вынудил перевести всех женщин в родильное отделение. Это было нарушением медицинских правил. Но куда деваться? Вообще-то и не ожидалось рожениц в это время. Они ведь все на учете. Одну Катю сподобило.

Катя присматривалась. Ее поражало, как все женщины становились похожи одна на другую, возвращаясь в палату после операции. Уходят-то все по-разному: одна трясется от страха и, чтоб скрыть этот страх, еще и нарочно подыгрывает: «Ой, батюшки! Ой, матушки! Ой, ноги не идут!» Другая лихо подмаргивает остающимся: «A-а, та не баба, что там не бывала! Любишь кататься, люби саночки возить!» А Маруся шла молча, с каким-то ожесточением в темных угрюмоватых глазах. В пол смотрела.

Уходили по-разному. А возвращались — одинаково. Веселые, скучные, дерзкие, боязливые, болтливые, молчаливые возвращались в палату — никакими. Аборт властно стирал и лица, и характеры. Поддерживаемые сестрой, неуверенно переступали ногами тени ушедших на операцию женщин. Глаза открыты, но будто спят. И одинаковая печать на лицах, лишенных выражения: печать сломленности. Будто на допросе под пыткой не выдержали, выдали заветную тайну, и теперь им все равно. Так думала Катя, с тайным ужасом всматриваясь в лицо очередной своей соседки, возвращавшейся из операционной. Не мертвая, но и не живая, та молча ложилась, отвернувшись к стене или закрывая лицо простыней. И все в палате замолкали, как при покойнике, скорбно и виновато. Но потом начиналось воскресение из мертвых.

Вон Маруся: была такой же тенью — и, пожалуйста, сегодня собралась сон рассказывать. И глаза глядят в потолок, в самый настоящий, белый с трещинками потолок, а не на тот свет. И губы порозовели. Красивые губы у Маруси: пухлые овальные скобочки сомкнулись.

Катя ждала продолжения сна, но Маруся будто все забыла.

— Ну а дальше что? Про топор? — напомнила Катя.

— Что-что… Сказано: вижу топор! — с некоторым раздражением ответила Маруся, все так же созерцая потолок над собой.

— Ну ладно, но ты что-то им делала? Топором? — попробовала Катя подойти по-другому. — Или он просто под лавкой лежал, или кто им дрова колол, или что…