Татьяна Поликарпова - Женщины в лесу

— Странно, что вы подумали об этом… На вашем месте…

— Самое мое место, — улыбнулась Вера, — место разлюбленной жены. А по-вашему, мне на моем месте следовало радоваться, что Инна не увела мужа от жены? Так это ж Инна не увела. — Веру передернуло, словно она нечаянно гадость проглотила.

— Но почему? — кротко возразила Лина. — Это по-христиански: каждый страдает и терпит ради другого. Но ведь и радуется, что не обидел другого, ближнего. Это же так радостно — чувствовать, что совесть твоя чиста. И ты — человек.

— Нет, — сердито ответила Вера. — Я тут вижу только одного человека, вот он, — кивнула она на Инну. — Остальные — живут за ее счет. Захоти она, и все лопнет, и христианство закончится…

Вдруг, резко вскинув голову, Инна рассмеялась коротким хриплым хохотком. Вера оглянулась на нее невольно: не походил на Инну этот короткий грубый смех. Но смех оборвался, и своим обычным голосом, чуть лукаво, Инна спросила:

— Вера, что вы делаете?! Вы же выбиваете… шатаете… — она не могла найти слова, — землю подо мной шатаете, ой, то есть выбиваете из-под ног! Но как это вы о детях не подумали, а?

— Врать не надо, — хмуро ответила Вера. — Все равно — ничего хорошего. Чего же врать…

— Ой, Вера, Вера, — покачала головой Лина. — Я ведь не забыла ваши рассказы… Как прошлое украли… И о дочках.

— Ну, это уж мой крест… Такого вот фасона. А дочки… Плохо, что тут скажешь. Но, считаю, на душе у них чище, чем если бы… А-а… Как будто в крапиву попала: туда ли, сюда ли — везде одинаково жжет. Что тут может быть лучше, когда все плохо… И все же, если бы меня кто спрашивал, всегда лучше правда. — И, видя, что подруги с сомнением качают головами, поправилась: — В таких вот семейных ужасах…

Но, видимо, Инна больше не желала ужасов.

— Так что, Вера, я не поняла еще: сняли вы с меня обвинение номер два в предательстве? — И снова голосок ясный, тон светский. «Мы же играем!» — говорила она этим голосом, этим тоном. Но Вера еще не остыла.

— Не совсем сняла… Вам, Инна, уехать бы в другой город… У вас должна быть своя жизнь.

— А! Это и будет конец. Его семьи. — Быстро и снова серьезно ответила Инна. — Испытано. Не в другой город, просто перестала появляться, отвечать на звонки… Он говорит: «Пока ты с нами, я могу все вытерпеть…» Именно так обстоит дело: «С нами…» Он меня разыщет в любом городе.

А Вера подумала: «Не захочешь, так не разыщет. Но значит, хочешь, чтоб разыскал… И потому… Их выбор…»

— Жалко, что нет у вас ребеночка, — вздохнула Вера как бы сама с собой. — Мне так всегда жалко, когда у хорошего человека нет детей… Жизнь беднеет на хороших людей, сокращается. Съеживается. О своей старшей думаю: такой хороший, сострадательный человек моя Алька. Но не хочет… Ни мужа, ни детей. Из-за нас с отцом. Я Лине рассказывала. И вот пожалуйста: нас трое здесь, и на всех — двое деток, годных и дальше жизнь поддержать.

Инна и Лина промолчали. Так и развеялись Верины слова: впитала их зелень леса, мягкая его почва, укрытая рыхлым слоем про- и позапрошлогодней листвы. А может, тихой молитвой, жалобой, взнялись они к небесам… Кто его знает, куда отправляются неуслышанные или отвергнутые слова…

А уже сумеречно становилось. Солнце заметно устало, притушило свой жар, и восточный склон, под которым лежала вырубка, накрылся тенью. Тихо, не вмешиваясь, слушал лес шелестящие шаги женщин.

Они прошли за разговорами всю нижнюю границу вырубки, и теперь им предстояло идти вверх вдоль ее правой стороны. Но тут на повороте, на углу, они наткнулись на очередное мокрое место, да просто грязное место в небольшой впадинке. Обходя ее, они вдруг все дружно остановились, застыли, не веря собственным глазам: на грязи, перемешанной с измочаленными, переломанными ветками, ясно отпечатался след протекторов автомашины. Неужели… Нагнулись к отпечаткам: уж какие из них, горожанок, следопыты, и то каждая ясно читала по ним, как билась тут буксующая машина, вминая в грязь ветки, накиданные шофером под колеса… След был свежий, дождя не было с прошлого утра.

Три грустные женщины превратились в буйно-веселых: кричали «ура!», прыгали вокруг драгоценной находки. Забыли обо всем на свете, о своих терзаниях, о своей жизни: их жизнь начиналась вот в этот миг! Сейчас и здесь! И она, эта жизнь, началась победой! Ур-ра! Ур-ра! Они победили! Они выбрались! Вышли! Грузовик никак не мог бы попасть в горный лес без дороги — вот что! Они кричали «ура!» и смеялись вслух, и их смех возвращался к ним размытым протяжным эхом: а-а-а… ха-а-а-ах… а-а-а… Как интересно: до сих пор на было эха! Все, все интересно!