Велик соблазн.
Но нельзя поддаваться.
Потому что знаю, хотя понятия не имею откуда, — этот замок и эти привидения — только мои.
И покуда сама, исключительно собственными силами не пойму, не постигну, что там и как, — не будет счастья рядом с этим плечом.
И плеча не будет.
Как-то пакостно извернется судьба — и отнимет.
Знаю. Верю. Убеждена.
Стало быть, надо самой.
Утро такое раннее, что еще и не утро даже — краткий миг ускользающей ночи.
В холле «Ritz» на первый взгляд ни души.
Полный сюр — абсолютное безмолвие: пусто и гулко, как в музее.
На второй — обнаружился одинокий консьерж, не сумевший — от неожиданности — скрыть легкое замешательство при моем появлении.
А вернее, легкое замешательство оттого именно, что не сумел скрыть легкого замешательства.
А еще потому, возможно, что ничего, кроме безупречной дежурной улыбки, предложить мне не смог.
Завтрак еще не сервирован, бар, напротив, уже закрыт, room service не вызовешь в холл. И горячего кофе не видать утренней беглянке.
Очень жаль. Было бы кстати — ночь без сна позади, впереди же — полная и абсолютная неизвестность.
И тоска: не поймет, не простит. И ужас — расстались навеки.
Нет, об этом теперь лучше не думать.
Да и не верю я сейчас ни во что подобное.
Убеждена в обратном: доберусь до этого завороженного замка, разберусь с проклятой загадкой, оставленной мне на прощание или навек — как, возможно, думал Антон.
А вот черта-с-два!
Разберусь. Немедленно. Именно теперь. Не потрачу на все про все более суток.
И тогда — с легким сердцем — туда, куда рвется душа, в коньячные провинции.
За долей ангелов. Настало время. Прямо указано судьбой. Пора.
Достаточно дьявольских фантасмагорий.
Так думаю я, а невозмутимый швейцар любезно предлагает такси, которого нет поблизости и даже в обозримой дали.
И Вандомская площадь, как лесная поляна поутру, подернута дымкой.
Впрочем, такси он, конечно, найдет. Я не сомневаюсь. А вот нужно ли оно мне сейчас, такси?
Небольшой, но вполне респектабельный черный «Mercedes» на пустой стоянке отеля.
Не по мою ли душу?
Душа пугается, вздрагивает, но почти уверена — так и есть.
Что-то смутное всплывает в воспаленном мозгу: какая-то досадная встреча в аэропорту, кто-то, не слишком вежливо отправленный на все четыре стороны.
Ну, разумеется.
Этот самый «Mercedes», с водителем, говорящим по-русски — тем же самым, что вез Антона. Между прочим, это было мое условие.
Боже правый, неужели он дежурил здесь целую ночь?
— Не надо такси, спасибо.
Так говорю я швейцару и привычно сую в аккуратную ладошку пять франков.
— Доброе утро, месье, — на всякий случай по-французски обращаюсь к мужчине за рулем «Mercedes».
Завидев меня, он не вышел из машины, не открыл — как полагалось бы — заднюю дверцу.
Лишь скатилось бесшумно переднее правое стекло, являя миру и мне немолодое, хмурое лицо.
— Мадам Полонская?
Он хорошо говорит по-русски, ничуть не хуже меня.
И вероятнее всего, русский. Притом не первой и даже не второй эмиграционных волн. Те говорят чисто и правильно, но совсем иначе, чем мы.
Этот, судя по выговору, в прошлом — советский. Интересно бы знать — из каковских?
Но время вопросов еще не настало.
Зато — похоже — настало время претензий.
— Я встречал вас вчера в аэропорту.
— Да, я помню. Обстоятельства изменились.
— Я видел.
Какого черта!
Недоставало еще морали.
— Ваш труд будет оплачен.
— Не сомневаюсь. Мадам Печенина просила связаться с ней, как только вы сядете в машину.
— Свяжусь, когда сочту нужным. Мы можем ехать?
— Разумеется.
— Значит, поехали.
Он, кажется, понял меня правильно.
«Mercedes» лихо выруливает со стоянки. Слава Богу, вечный парижский трафик начнется часа через два, никак не раньше.
Мы к тому времени будем уже далеко. Почти у конечной цели.
Возможно.
Пока же — самое время для вопросов, ради которых, собственно, я и настаивала на этом водителе.
Возможно, следовало начать с общих: о протяженности маршрута, местных достопримечательностях, ресторанах по дороге и прочей туристической галиматье, которая влетает в одно ухо исключительно ради того, чтобы немедленно вылететь в другое.
Но мне отчего-то кажется, что с этим типом можно обойтись без реверансов. В том смысле, что никакой вежливый треп не заморочит ему голову.
Беру быка за рога сразу, с первой же фразы, как только напряженная пауза, повисшая в салоне после первого обмена любезностями, слегка рассеивается.
Читать дальше