Ольга Дрёмова - Танго втроём. Жизнь наизнанку

— Полиночка Артемьевна, а вот и чаёк, — открыв боком дверь, улыбаясь во всё лицо, на порог кабинета с подносом в руках вплыла Татьяна, но, увидев выражение лиц Горловых, испуганно округлила глаза и моментально попятилась. — Я принесу потом, попозже… когда закипит ещё… раз такое дело… — Выскользнув из кабинета, Татьяна мигом прикрыла дверь и во избежание неприятностей торопливо отправилась обратно в кухню.

— Что ты хочешь от меня услышать? — Дождавшись, пока шаги прислуги затихнут окончательно, Полина посмотрела на отца в упор.

— Четыре месяца назад я сказал, что больше ничего не хочу о тебе слышать, и сейчас повторяю то же самое, — отсекая по живому, Горлов посмотрел на побледневшую Полину в упор.

— Что ты хочешь сделать с этой папкой, отдать Кириллу? — напряжённо выговорила она.

— Нет, для Кирюши я подготовил на Новый год другой подарок. — Потянув ящик письменного стола, генерал извлёк из него два новеньких паспорта и, взглянув на первую страницу, один из них протянул дочери.

— Зачем это мне? — Полина раскрыла паспорт, посмотрела на свою фотографию и перевела удивлённый взгляд на отца.

— Сделай милость, открой графу «семейное положение», — попросил Артемий Николаевич.

— Зарегистрирован брак с Кряжиным Кириллом Савельевичем… — Не сразу поняв, что на листе стоят две печати, Полина на миг замялась. — Подожди, подожди… — Подняв на отца огромные от изумления глаза, она откинулась на спинку стула. — Это что же выходит, ты нас развёл? — чуть не по слогам протянула она.

— Кирилл заслуживает того, чтобы быть счастливым, мой крест ему ни к чему.

— Ты хочешь сказать, что оставляешь Кряжину всё: и квартиру, и машину… — поражённо выдохнула Полина. — А я? А как же я?! — не сумев сдержать своих чувств, с обидой выкрикнула она. — Чужому человеку ты даришь тысячи, а родную дочь хочешь оставить ни с чем?! Да ты в своём уме или нет?!

— У тебя останется моя любовь, как ты хотела, — негромко проговорил Горлов. — Моя любовь и память о маме.

— Да пошёл ты со своей любовью, знаешь куда?!! — Глядя на отца, словно на умалишённого, Полина сорвалась с места и, изо всех сил хлобыстнув дверью, пулей вылетела из кабинета.

— Вызывали, Марья Николаевна? — Глядя на бывшую подругу, Любаша натянуто улыбнулась, и уголки её красиво очерченных вишнёвых губ поползли книзу.

— Люба? Проходи, — доброжелательно кивнув, Марья указала рукой на стул, стоящий рядом с её столом. — Сколько ж мы с тобой не виделись, наверное, сто лет…

— Я думаю, никто бы из нас не потерял, если бы мы не виделись ещё столько же, — неожиданно жёстко отозвалась Шелестова, прерывая ненужную болтовню.

Потускнев в один момент, улыбка на губах Маши изломалась, и, постепенно теряя внутренний свет, начала медленно гаснуть.

— Зачем же ты так? Мне казалось, нам с тобой уже давно делить нечего. Кто старое помянет — тому глаз вон, — укоризненно проговорила она, и на её лице проступило выражение беспомощной виноватости, так хорошо знакомое Любе.

— А кто старое забудет — тому оба. — Опустившись на стул, Любаша расправила образовавшуюся на коленях складку шерстяной юбки и посмотрела на Марью в упор.

— Неужели столько лет спустя ты всё ещё носишь камень за пазухой? — Глядя во все глаза на Любу, будто видя её впервые, Маша откинулась на спинку стула, и к выражению виноватости на её лице прибавилось что-то похожее на жалость.

— А на что ты надеялась? — Полоснув по лицу Кряжиной острым, как лезвие, взглядом, Любаша усмехнулась одной стороной рта. — Неужели ты и впрямь думала, что, получив по левой щеке, я тут же побегу подставлять правую? Я что, похожа на святую?

— Ну допустим, святостью ты никогда не отличалась, — негромко заметила Марья.

— Можно подумать, ты всегда была ангелом во плоти. — Истолковав слова Маши как намёк на свою давнюю связь с Кириллом, Люба зло сверкнула глазами. — Скажите пожалуйста, какие мы чистенькие! Что же твоя хвалёная святость помалкивала, когда ты на дядюшкины денежки, между прочим, позаимствованные из кармана нашего щедрого государства, покупала чужого мужа?

— Как ты можешь так говорить! — Обида на несправедливые слова, брошенные в адрес покойного брата матери, придали Марье сил, и выражение виноватости исчезло с её лица. — Во-первых, никого я не покупала, а во-вторых, дядя Миша был кристально честным человеком, сроду не взявшим чужой копейки, и уж кому-кому, а тебе об этом должно быть известно!