Беря в руки одну фотографию за другой, Горлов смотрел на ангельское личико в светлых кудряшках и никак не мог поверить, что милая девочка на картинках и страшное чудовище с запредельными амбициями и каменным сердцем — одно и то же существо, его единственная и горячо любимая дочка, на алтарь которой он положил всю свою жизнь без остатка. Внимательно всматриваясь в знакомые черты, он искал что-то, что могло бы помочь если не оправдать, то хоть как-то объяснить страшные метаморфозы, произошедшие в характере Поли за последние несколько месяцев, но, кроме ясных, как проточная вода, наивных глаз и светлой, по-детски чистой улыбки, не мог найти абсолютно ничего.
— Вот уж, правда, в тихом омуте черти водятся, — глядя на счастливое лицо дочери, беззаботно разгуливающей по Калининскому с каким-то незнакомым импозантным мужчиной лет двадцати восьми-тридцати, Горлов надел на нос очки и, взяв в руки лист бумаги, начал неторопливо читать. — Зверев Павел Анатольевич, тысяча девятьсот сорок четвёртого года рождения, прописан в Москве по адресу: Сиреневый бульвар, дом двенадцать, квартира восемь… Надо же, фамилия-то какая — Зверев! — перебил он сам себя. — Ну-ка, посмотрим, Павел Анатольевич, на чём ты у нас стоишь… — Поправив оправу на переносице, Горлов пробежал глазами несколько строк. — Вот: не женат, беспартийный, не привлекался, не состоял, родственников за рубежом не имеет, образование высшее, неоконченное. В данное время состоит служащим в Сбербанке СССР. Хорошая биография, товарищ Зверев, чистенькая, только ты вот о чём мне поведай, Павел Анатольевич: откуда же у тебя, простого государственного служащего, водятся такие денежки, чтобы развлекаться с такой дорогой продажной девкой, как Полина Артемьевна? — Горлов положил лист с выпиской обратно в папку и уже потянулся за следующим, как, разрывая тишину поздних московских сумерек, квартиру пронзила звонкая трель звонка над входной дверью. — Кого бы это на ночь глядя? — Вопросительно вскинув брови, Артемий Николаевич привычным жестом сложил все бумаги в папку и, завязав тесёмки на бант, прислушался к голосам в передней.
— …он у себя? — от звуков знакомого женского голоса Горлов вздрогнул, и по всему его телу пробежала крупная дрожь.
— Артемий Николаевич в кабинете, проходите, пожалуйста, Полиночка Артемьевна, — голос прислуги звучал пока в прихожей, у самой двери. — Не желаете чайку?
Завязав папку на бантик, генерал неторопливо убрал её в сейф и, закрыв дверку, дважды повернул ключ в замке.
— Танечка, я бы с удовольствием, на улице такой холод.
— Так я мигом, он у меня с полчаса назад кипел, а разогреть воду — пять минут, не больше. Вы проходите, Полиночка Артемьевна, вот ваши тапочки, а я — сейчас, я — мигом, не успеете оглянуться, а я уже тут как тут, — с удовольствием зачастила Татьяна. — Радость-то какая, Полиночка Артемьевна! — голосок Татьяны счастливо зазвенел. — Вот и мой чаёк сгодится, а то Артемий-то Николаич целыми вечерами в кабинете, всё один да один, вот ему отрада — доченька приехала! Да вы проходите, а я за чайком… — голос Тани оборвался, и её шаги, удаляясь по направлению к кухне, стали постепенно затихать.
Не дожидаясь стука в дверь, Горлов встал, дважды повернул ключ и неторопливо вернулся за стол. Секунды шли за секундами, но дверь так и не открывалась, и в какой-то момент ему показалось, что у Полины так и не хватит мужества войти, как вдруг латунная ручка бесшумно поехала вниз.
— Можно? — приоткрыв дверь, Полина остановилась на пороге, несмело глядя отцу в лицо.
— Заходи, раз пришла, — несмотря на все его старания казаться безразличным, в голосе генерала послышалась явная неприязнь. — Могу я спросить, чем вызван твой визит?
— Я пришла тебя навестить. — Сделав несколько робких шагов, Полина присела на краешек стула, и, глядя на её опущенные глазки, Горлов вдруг подумал, что с ролью бедной родственницы она справляется неплохо.
— Если ты за деньгами, то напрасно надеялась, можешь возвращаться обратно, от меня ты не получишь больше ни копейки, — одним разом расставив все точки над «i», Артемий Николаевич холодно взглянул на дочь.
— Что ты, мне не нужно от тебя денег, — с жаром возразила Полина, и по поспешности, с какой это было произнесено, Горлов отчётливо понял, что она лжёт и что, приди ему в голову мысль поделиться с дочерью какой-нибудь денежной суммой, особенно противиться его решению она не станет. — Я так больше не могу. — Шмыгнув носом, Поля сложила свои розовые губки очаровательным бантиком и стала похожа на маленького обиженного котёнка. — Четыре месяца мы живём с тобой как чужие, у меня душа разрывается на кусочки, я ведь тебя люблю, папочка! — Поля снова всхлипнула, поджав губы, но, видимо, слёзы задержались где-то по дороге, потому что всхлип вышел сухим и коротким.
Читать дальше