Ольга Дрёмова - Танго втроём. Жизнь наизнанку

Проводив Любу взглядом, Горлов вскинул широкие дуги бровей, и его серо-болотные глаза остановились на лице Кирилла.

— Это она?

— Кто — «она»? — от неожиданного вопроса Кирилл невольно вздрогнул.

— Это твоя «подруга детства» — мать твоего сына, Михаила, — не то утвердительно, не то вопросительно проговорил генерал, и его глаза подёрнулись тоненькой плёночкой едва заметной горькой зависти. — Ты её сильно любишь?

— Больше жизни. — Приготовившись к сопротивлению, Кирилл вскинул глаза и посмотрел на генерала в упор.

— Она того стоит, — неожиданно улыбнувшись, Горлов заиграл лучиками длинных узких морщин. — И знаешь что, если бы я был помоложе, у тебя не было бы ни единого шанса, это я тебе говорю.

— Точно, чудные эти взрослые. — Вытянув шею, Славик скосил глаза в Мишкину тетрадь, и его ручка проворно забегала по строчкам. — Вот ты говоришь, твои мама с папой, как маленькие, всё никак не могут понять, что пора им уже жить вместе, а мои — ещё хуже: жить-то они вместе живут, а что толку? Папы почти всегда дома нет, приходит поздно-поздно. Его мама спрашивает, где он был, а он: занимался в личной библиотеке у какого-то там друга. Миш, ты сам посуди: какая библиотека в двенадцать часов ночи? Они же в это время уже все закрыты. А знаешь, мама почему-то уверена, что эта библиотека принадлежит не другу, а подруге папы. Она так и говорит: «Эта твоя библиотекарша…»

— Наверное, твоя мама права, — пальцем прижав к странице угольник, Миша провёл аккуратную линию под столбиком сложения, — в библиотеках всегда тётеньки работают, я ещё не видел ни одного дяденьки-библиотекаря.

— Да какая разница: тётенька, дяденька, — перехватив треугольник, Кропоткин поискал глазами свой карандаш, но, не найдя его, потянулся за Мишкиным, — дело вовсе не в дяденьке.

— А в чём? — Старательно выписывая цифры под итоговой чертой, Минька бросил короткий взгляд на Славика.

— А в том, что чуть ли не каждый день они говорят друг другу столько гадостей, что лучше бы уж ничего не говорили. Когда «Спокойной ночи, малыши» заканчиваются, мама отправляет меня умываться и спать, только ведь кто же уснёт в восемь часов вечера? — На миг оторвавшись от писанины, Славик вскинул вверх карандаш.

— А мне мама разрешает играть до девяти, — не поднимая голову от тетради, отозвался Миша. — Иногда мы с ней вместе кино до «Времени» смотрим, а иногда, когда кино неинтересное или взрослое, я просто так играю или книжку читаю.

— Да я бы тоже почитал, только мама, когда скоро вечер, почему-то начинает злиться, если я не ложусь в восемь, она ругается и всё время на дверь смотрит. Раньше я никак не мог понять, чего я делаю не так, а потом додумался: она же папу с работы ждёт, а я ей мешаю. Минь, а откуда это у тебя вместо пятёрки шесть взялось? — Славик ткнул ручкой в итоговую цифру под чертой. — Смотри, тут — двойка, а тут — тройка, а под чертой — шесть, это как?

— А то, что ты из предыдущей колонки должен был единичку перенести, забыл? — деловито осведомился Миша.

— Забыл, — не стал отпираться Кропоткин. — Ну вот, ложусь я в восемь, — продолжил он прерванный на середине рассказ, — кручусь, кручусь — никак не могу уснуть. Тогда я встаю, подхожу к окну и начинаю думать.

— И долго ты так стоишь? — Отложив ручку в сторону, Минечка с сочувствием посмотрел на друга.

— Долго: когда два часа, а когда и больше.

— А чего же ты не поиграешь во что-нибудь, если не спишь?

— Это же надо свет зажигать, а мама папу с работы ждёт и думает, что я уже сплю. Чего я её буду расстраивать, ей и без меня тошно, — негромко произнёс Славик и тоже отложил в сторону карандаш. — Иногда его нет очень долго, а иногда, когда он приходит и я слышу, что он говорит маме, мне хочется выйти из комнаты и убить его. — Дёрнув ноздрями, Славик поджал губы и, проведя рукой под носом, влажно шмыгнул. — Они думают, я уже сплю, а я всё слышу. Они, конечно, сначала стараются говорить потише, чтобы меня не разбудить, а потом начинают обзываться и забывают про всё на свете.

Тяжело. — По-взрослому вздохнув, Минька представил себе одинокого худенького Кропоткина, каждый вечер стоящего в одних трусах у тёмного окна, и ему стало его очень жалко.

— Слав, а из-за чего они у тебя всё время ссорятся?

— Кто ж их разберёт? — хрипло ответил тот, и Миньке показалось, что ещё немного, и Славка расплачется, но тот, хлюпнув ещё несколько раз носом, неожиданно широко улыбнулся. — А ты знаешь, я позавчера такое сделал — папа до сих пор как бешеный ходит! Представляешь у нас в прихожей на двери собачку? Ну, такую твёрдую серебристую железку с ладонь длиной и прорезью посередине?