Ольга Дрёмова - Танго втроём. Жизнь наизнанку

Немного успокоившись относительно обуви, Любаша вздохнула свободнее и, перекинув сумку из правой руки в левую, двинулась в «фототовары». Несмотря на то, что в «Детском мире» народу была тьма-тьмущая, в закутке с фотоаппаратами особого ажиотажа не наблюдалось. На большой площади, отведённой под фотопродукцию, было всего человек двадцать покупателей. Низко наклонясь над стеклянными поверхностями витрин, они рассматривали коробочки и пакетики с какими-то циферками, обозначавшими, по всей видимости, что-то крайне важное, но все эти значки были для Любы китайской грамотой.

Искренне пожалев, что Минька находится в деревне, Любаша обвела взглядом прилавок у стены, но с первого раза фотоаппаратов не увидела. Поблёскивая линзами окуляров, на стеллаже стояло несколько громоздких увеличителей; удобно устроившись одна в другой, возвышались многоэтажными пирамидками розовые и белые ванночки для химических реактивов; сложенные в аккуратные стопочки, белели конвертики фотобумаги. Дешёвые деревянные рамки, пинцеты, машинки для обрезания фигурного края карточек — на полке было всё, кроме самих фотоаппаратов.

Люба, перекинув сумки в другую руку, наклонилась над стеклянной витриной пониже и, слегка прищурившись, стала внимательно разглядывать надписи на ценниках. Медленно двигаясь вдоль прилавка, она смотрела на безумные каракули, написанные шариковой ручкой на крошечных квадратиках серо-голубых ценников, и внутри неё поднималось раздражение. Нет, это надо же, мало того, что ценники слепые, так продавцы ещё и пишут, как курица лапой. Понаставят палочек и крючочков, а ты ходи разбирайся, что у них и почём. И что за манера такая, неужели на всю секцию нет ни одного человека, у кого по чистописанию в детстве была хотя бы слабая тройка?

— Девушка, вы мне не поможете? — отчаявшись разобраться в рукописной тарабарщине, Люба подошла к самому прилавку и взглянула на молоденькую продавщицу, состроившую при её словах кислую мину.

— Что вам непонятно? — неохотно оторвавшись от стула, худосочная девица с длинными чёрными стрелками на веках медлительно моргнула, сложила губы продолговатой трубочкой и смерила Шелестову недовольным взглядом.

— Мне непонятно, что написано у вас на ценниках. — Кольнув ответным взглядом надменную соплюшку, Любаша поставила сумки на прилавок.

— А что тут непонятного? — взглянув на Любашу из-под накрашенных ресниц, девица ещё больше вытянула трубочку губ и критически взглянула на покупательницу. Мало того, что из-за этой тётки с авоськами ей пришлось оторваться от табуретки, так теперь эта тетеря ещё и претензии выдвигает.

— Мне нужен фотоаппарат «Смена», у вас такой есть? — Нахальный, измазанный всеми цветами радуги блин лица дерзкой продавщицы, наверняка практиканточки, вызывал в Любе чувство резкой антипатии, но обратиться с вопросом было больше не к кому.

— Сме-ена? — растягивая слово, будто жевательную резинку, деваха снова медлительно хлопнула ресницами и, лениво махнув рукой куда-то назад, проговорила: — В углу, на второй полке, слева, пятнадцать рублей. Будете брать?

— Я хотела бы его посмотреть. — Устремив взгляд в тёмный угол, Люба разглядела небольшой фотоаппарат в чёрном пластмассовом корпусе.

— Цтх! — соплюшка издала какой-то презрительный нечленораздельный звук и, втянув щёки, манерно закатила глаза под потолок. Эта эффектная тётка ей откровенно не нравилась. То её не устраивают ценники, то лезь ради неё на дальнюю полку…

Внезапно мышиное личико продавщицы просветлело, и узкая трубочка вытянутых губ начала стремительно разглаживаться. Наивно заморгав узкими глазками с раскосыми стрелками, девица умильно опустила густо залитые тушью склеенные ресницы, и глаз её совсем не стало видно.

— Здравствуйте, девушка! У нас в продаже плёночка имеется? — бархатистый мужской голос, из-за которого, по всей вероятности, и произошли столь странные метаморфозы, невольно заставил Любу оглянуться.

— Плёночка? А как же! — Напрочь забыв о присутствии Любы, молоденькая нахалка мигом нырнула под прилавок и, кокетливо касаясь кончиком указательного пальца обесцвеченной гидроперитом чёлки, тут же появилась вновь. — Вам одну или парочку?

— Кирюша, возьмём одну или как? — Качнув серебристой шевелюрой, похожей на роскошную гриву льва, генерал, в свою очередь, тоже обернулся назад, и Люба почувствовала, что падает в пропасть.

— Артемий Николаевич, как вы решите, так и… Люба? — замолкнув на полуслове, Кирилл впился взглядом в лицо Любаши, и на какой-то миг на дне его глаз жарко полыхнуло.