Задумавшись, Любаша несколько минут постояла на месте, глядя, как по Садовому кольцу, гудя от натуги, бегут разноцветные коробочки автомобилей. Странное место для детского театра: смердящая дымом дорога, наполовину заглушающая прекрасную мелодию серебряных колокольчиков игрушечного городишки; безликая бежевая четырёхэтажная коробка здания, ничем, кроме диковинных часов, не отличающаяся от сотен похожих; редкие чахлые деревца, усохшие от гари и выхлопных газов машин, — пейзажик ещё тот…
Поправив на голове невесомый, тонкий, как паутинка, пуховый платок, Люба не спеша двинулась по Садовому. Что ж, если возвращаться на Бережковскую не имело никакого смысла, то уж расхаживать на холодном ветру — тем более. Достав из сумочки кошелёк, она на ходу заглянула в отделение для купюр и, убедившись, что денег с собой прихватила достаточно, решила пройтись по магазинам. Старое, проверенное средство убить время — зависнуть у какой-нибудь витрины — ещё не подводило её ни разу, теперь главное — не забыть, что полтора часа — это не так уж и много. Положив кошелёк обратно, Любаша защёлкнула замочек сумки и, передёрнув плечами от зябкого ветра, прибавила шагу.
— Люба!
Раздавшийся за спиной женский голос был незнакомым, и, подумав, что обращаются не к ней, Любаша решила не оборачиваться.
— Люба, Шелестова! Подождите!
Услышав торопливые удары каблучков о припорошённую снегом мостовую, она замедлила шаги и обернулась: конечно, Люб в Москве предостаточно, но не каждый же день по полупустой улице бродят однофамильцы, да одновременно ещё и тёзки.
— Извините, это вы мне? — Черты лица низенькой женщины в огромной лисьей шапке, опущенной до самых бровей, показались Любе чем-то знакомыми, но, сколько она ни напрягала свою память, вспомнить, где они встречались, так и не смогла. В том, что эти мутновато-голубые, почти бесцветные щёлочки опухших глаз она видит не впервые, сомнений быть не могло, но вот где…
— Наверное, вы меня не помните… мы встречались с вами… только один раз, да и то больше двух лет назад… — торопливо зачастив, женщина растерянно выдохнула, и по её сбивчивой речи Люба догадалась, что она страшно волнуется. — Тогда я выглядела немножко иначе. Вот это всё, — указав дрожащей рукой на мохнатую шапку и огромный пушистый воротник, она приложила ладонь к виноватому излому губ и с трудом сглотнула, — всё это мешает… но… В общем, это сейчас не важно. — Стараясь уложить слова хоть в какое-то подобие порядка, она на мгновение замялась, а потом, видимо, испугавшись того, что, не дослушав её безумного обрывистого бреда, Шелестова может развернуться и уйти прочь, набрала в грудь воздуха и, побледнев, решительно выдохнула главное: — Меня зовут Валентина. Берестова Валентина. Теперь вспомнили?
— Вспомнила. — Ощутив, что сердце пропустило удар, Люба почувствовала, как, заливая лицо горячей волной, в голову бросилась кровь.
Два с половиной года назад, в июне шестьдесят девятого, когда Иван повёл её в обувной магазин за отличными итальянскими шузами, оставленными специально для неё на его фамилию, они и встретились. Стоя рядом с мужем, Валентина смотрела ему в глаза и, не требуя никаких объяснений, просто молчала, а пристроившаяся на краешке банкетки Люба глядела на свои ноги, обутые в разные туфли, и чувствовала, что готова провалиться сквозь землю со стыда.
— Как вы меня нашли? — Понимая, что встреча на Садовом — не случайность, Люба заставила себя отогнать прочь неприятные воспоминания и посмотреть Валентине в лицо.
— Это не важно, поверьте. — Прикоснувшись к шапке варежкой, она немного сдвинула её со лба наверх.
— Зачем вы преследуете меня? — Люба напряглась, приготовившись дать отпор, но маленькая женщина вдруг мелко затрясла головой и на глазах её появились слёзы.
— Пожалуйста, поговорите со мной, я прошу вас, Люба, — сбивчиво затараторила она и, будто стараясь удержать Шелестову на месте, прикоснулась к её рукаву, но тут же резко отдёрнула руку, испугавшись своего жеста.
— Что вы от меня хотите? — Поведение жены Берестова не укладывалось ни в какие рамки, и, сбитая с толку её по-собачьи жалобными глазами, Люба с непониманием смотрела на эту нескладную карикатурную фигуру, с которой ещё минуту назад приготовилась воевать насмерть. — Вы пришли требовать, чтобы я оставила Ивана Ильича? — Воротник Любиного пальто отклонился, и холодный ветер, залезая за шиворот, пощипывал её шею, но в такой напряженный момент она не обратила на это внимания.
Читать дальше