Ольга Дрёмова - Танго втроём. Неудобная любовь

— Это что же такое делается? — С трудом водрузив свой чемодан на полку Марьи, последняя из всей собравшейся в купе четвёрки подняла голову и, приблизившись к столику вплотную, словно сомневаясь в неоспоримом факте, проверила номер на табличке. — Я велела Шурке — нижнюю, а она что? — возмущаясь вероломством невестки, по всей видимости, страстно желавшей спровадить свекровь с глаз долой во что бы то ни стало, пожилая дама шумно выдохнула. — И почему Юрик позволяет так обращаться со своей матерью? — Посмотрев на словоохотливую краснолицую соседку, близорукая пенсионерка сделала недовольное лицо.

— Да потому, что ночная кукушка всегда перекукует дневную, — с готовностью подсказала та, и, в восторге от того, что достойный объект для её словоизлияний наконец-то найден, широко улыбнулась.

…Уплатив проводнику за бельё положенный рубль, молодой человек заправил постель и, забравшись на верхнюю полку, выбыл из компании первым. Менять свою персональную полку на общую скамейку внизу, обманутая бесчестной невесткой Шуркой, близорукая пенсионерка не спешила. Заправив простыню и наволочку, она аккуратно прикрыла свою постель клетчатым одеялом и, обосновавшись на нижней полке, коротала время за чаем и бесконечным разговором со всезнающей самоуверенной тёткой, так и не решившейся расстаться со своей шерстяной кофтой. А Марья, глядя на мелькавшие за оконным окном пейзажи, прислушивалась к своему сердцу, бившемуся от счастья часто-часто, и, ощущая восторг каждой клеточкой своего тела, думала о том, что счастливее её, наверное, нет никого в целом свете.

— Кому обед? — Громыхая судками с ресторанной едой, в дверях появился служащий в белом переднике. — Суп харчо, гуляш, пюре, — пожалуйста, всё горяченькое.

— Не нужно, — отвечая за всех сразу, мгновенно отреагировала Глафира Федотовна. — А вот молочка бы к чаю!

— Можно и молочка. — Взяв с лотка маленький треугольный пакет за верхний угол, он потянулся за ножницами. — Вам открыть?

— Почём? — на всякий случай поинтересовалась Глафира Федотовна.

— Пятьдесят копеек. — Служащий остановился, и его рука с ножницами повисла в воздухе, не дойдя до пакетика.

— Сколько-сколько?!! — от возмущения лицо Глафиры Федотовны стало багровым. — А чего сразу не рупь? Да он же семь копеек стоит!

— Это он в магазине — семь копеек, а у нас — ресторанный прейскурант. — Поняв, что никаких покупок восьмое купе делать не намерено, официант положил пакет обратно и, развернувшись, быстро удалился.

— Безобразие! Спекулянт поганый! Таких, как ты, сажать надо! — громко бросила ему вслед Валентина Прохоровна. — И как не стыдно наживаться на простом народе? Ну я понимаю, вдвое — ещё куда ни шло, да и то много, а тут — в десять раз!

— Он же не от себя цены ставит, у него же прейскурант, — разгневанная пенсионерка вызвала у Марьи улыбку.

— А ты почём знаешь? Молодая ещё, а берёшься рассуждать. — Глафира Федотовна посмотрела в свой стакан с чаем и резко махнула рукой в сторону Марьи.

— Эх, молодые, а уважения — никакого, всё бы только старшим перечить, — мигом подхватила Валентина Прохоровна, напрочь забывая о том, что несколько часов по её милости Марья кукует, сидя в углу. Если в районе Клина и Твери она ещё помнила, что нужно освободить соседке полку, то к моменту проезда через Бологое подобные глупости просто-напросто вылетели у неё из головы.

— И чему их только в школах учат? — мстя за то, что Марья не пожелала составить ей компанию ещё в самом начале знакомства, Глафира Федотовна с возмущением раскрыла глаза. — Что до меня, так я считаю, что начинать прививать уважение к старшим надо с азов, с самого горшка.

— Да какое там — с горшка, с пелёнок! — подхватила сладкую тему близорукая пенсионерка. — А то распустились — страшно подумать!

— Извините! — соблюдая формальности, в створ приоткрытой двери купе постучался проводник. — Тут такое дело: не могли бы вы мне помочь?

— А что от нас требуется? — переполнившись ощущением собственной значимости, Глафира Федотовна качнулась навстречу должностному лицу.

— Понимаете, на станции Бологое села старенькая бабушка. Она глубокий инвалид, а у нас из мест — только верхние полки. Не мог бы кто-нибудь из вас уступить ей своё нижнее место в обмен на верхнее во втором купе? Я понимаю, что это причинит вам немалые неудобства, но она совсем немощная и больная… — Взглянув на полыхающее негодованием лицо Глафиры Федотовны, он осёкся и сделал шаг назад, явно собираясь обратиться с просьбой к соседям.