Пабло Симонетти - Граница дозволенного

Ладно, уже не важно, меня все это больше не интересует. Каждая клетка моего тела наполняется решимостью — потрясающее ощущение. Места для сомнений не остается. Эсекьель умер в моих глазах как мужчина. Я выхожу из бассейна, ополаскиваюсь под душем, одеваюсь и, прежде чем взять курс на Сантьяго, открываю почту и пишу: «Ни прощального звонка, ни привета по электронке за всю неделю. Ты не скрываешь своего безразличия. Я тоже перегорела».

Я не хочу обманываться. Моя отвага продиктована либо жаждой мести, либо страхом одиночества. Откуда вдруг неземная любовь к Роке, если не прошло и пары часов, как я тосковала по Эсекьелю? Можно ли верить чувствам, от которых я отреклась каких-то две недели назад? Действительно ли перед нами снова зажегся красный свет, или это просто новый взмах маятника, раскачанного моим воспаленным воображением? Я хочу сказать Роке, что буду с ним, дать ему подтверждение, которого он столько времени ждал. Мысли скачут как в лихорадке. Я за рулем, вокруг расстилается серая в зеленую крапинку равнина, рассеченная надвое лентой шоссе.

Эсекьель больше не помеха и не повод для раздумий — просто воспоминание, ушедшая любовь. Теперь, когда его силуэт больше не маячит перед глазами, мне наконец удастся беспристрастно взглянуть на свои отношения с Роке. Почему я настолько его недооценивала? Из каких абсурдных соображений о сдержанности я лишала его надежды и сама не видела, что между нами происходит? Мы занимались сексом, разговаривали, смеялись, делились событиями своей жизни, будто анекдоты рассказывали, не сомневаясь, что будем услышаны. Нас объединяли и развлекали выкопанные из недр памяти истории. В остальном Роке тешил себя иллюзиями, будто собирается связать со мной дальнейшую жизнь. Возвращаясь с очередного фестиваля, он всегда писал мне, что бы делал, если бы я приехала туда с ним.

Я же, наоборот, старалась держать его на расстоянии. Мы то и дело ссорились, в основном из-за моего упорного нежелания видеть, что наши отношения уже переросли простую интрижку. Роке в качестве одного из доводов приводил то, что во время секса я все время, словно мантру, твержу «люблю тебя». С ним мне никогда не хотелось проговаривать наши действия вслух, однако и признания в любви длились ровно столько, на сколько загорались, а потом мечтательно затуманивались мои глаза. Я отвечала Роке, что это не в счет, это рефлекторно, неосознанно, что-то вроде сладострастного стона, который вырывается помимо воли. Но теперь я понимаю, что дифирамбы Эсекьелю я пела просто назло Роке, в отместку, из замешенного на чувстве вины желания позлить. Пошлее не придумаешь. Неотвязная вина требует свое — платы за полученное удовольствие.

Бедный Роке, ревнивец до мозга костей… Как он только выдерживал мои цветистые славословия Эсекьелю, рисующие картину неземной любви, невиданной чуткости к тому, что мне дорого, и райской совместной жизни. Захлестывающее чувство вины — вот он, корень зла. Поэтому я никогда не позволяла себе видеть в Роке возможную лучшую альтернативу.

Наша низменная интрижка не имела морального права перерастать в отношения высшего порядка. Связь, рожденная в грязи сайта знакомств, во время суматошных тайных встреч для удовлетворения плотских потребностей, не соперница долгому супружеству, страдающему от одного-единственного изъяна. Поражаюсь, насколько ясно я теперь вижу обе стороны медали: если ценность отношений с Роке я в своей слепоте принижала, то наш союз с Эсекьелем, наоборот, безосновательно превозносила. И поэтому давила в зародыше любое подозрение, что проблемы с сексом — лишь вершина айсберга, скрывающего гораздо более глубокий семейный кризис. Я корю себя за слепоту, за болезненную гордыню, которая мной владела. Ведь Селия, психолог, высказала такую версию на первом же сеансе, зная, что для многих пар в отличие от нас проблемы с сексом вовсе не означают катастрофы и угрозы для брака. Испугавшись неконтролируемых последствий, я решила вести двойную жизнь — как будто любовь можно полностью отделить от телесной близости. И я понимаю, что Эсекьель, бедняга Эсекьель, просто разлюбил меня.

Голова идет кругом, мысли вертятся каруселью, следствия выстраиваются за причинами, даже прописные истины летят кубарем. У меня высвечивается новая теория: ближе к концу Эсекьель терпеливо (и хотелось бы верить, что неосознанно) дожидался, пока сдамся я. Вот почему он радовался, узнав, что я переспала с Роке в его кабинете. Он ждал, пока я в конце концов соберу вещи и съеду. Тогда ему не придется взваливать на себя двойную вину — за сексуальную несостоятельность и за смерть любви. Кому захочется прослыть сразу и импотентом, и предателем? А теперь вся вина на мне, и Эсекьель даже не пытается развеять сплетни, которые ходят между нашими родными и друзьями. Как ножом по сердцу режет всплывшая в памяти фраза «меня напрягает секс» — это Эсекьель выпалил мне сгоряча в ответ на попытки выяснить, в чем же дело, в одну из наших неудачных ночей. Его напрягал просто секс или секс со мной — или я сама? И любовь увяла вместе с потенцией? Нет, я передергиваю. Наверное, он разлюбил меня после Нью-Йорка или Буэнос-Айреса. Когда дозаправка от секса втроем себя исчерпала, он смирился с моим решением завести любовника и получать наслаждение одной, не делясь с ним. Однако он ничего не предпринимал, пока не обнаружил, торжествуя, что я переспала с Роке в его кабинете. Неудивительно, что он обрадовался: я попалась в собственную ловушку и разорвала то, что он сам разорвать не решался.