Натали Фокс: Ты будешь страдать, дорогая

- Я ничего этого тогда не знала, Фелипе. Я просто решила, что ты любишь Бьянку, а не меня. Потом.., потом ты устроил этот заказ, и я узнала о своем отце...

Ласковым поцелуем он стер горечь последних слов, и Джемма почувствовала, как медленно, очень медленно из души ее уходит напряжение. Сердце шептало ей о свободе любить, и она знала, что теперь это становится реальностью, но ее измученное сознание не могло в один миг, вот так просто освободиться от тяжких воспоминаний. Она оторвала губы от его рта и прижалась поцелуем к щеке.

- Пожалуйста, Фелипе, пожалуйста, позволь мне рассказать.

Положив голову Джеммы себе на грудь и заключив ее в кольцо нежных рук, он целовал ее влажные волосы, а она, запинаясь, начала говорить. Речь ее звучала то ясно, то сбивчиво, а иногда, когда голос отказывал ей, и вовсе затихала. Она чувствовала, когда ее рассказ вызывал в нем волнение, - поцелуи тогда прекращались, и его тело напрягалось. А если она в продолжение рассказа порой не могла сдержать слез, он смахивал их с ее щек теплыми ладонями.

- И ты не говорила об этом Агустину? - спросил он под конец.

- Разве это мыслимо? Вот так вот взять и объявить, что я его дочь? К тому же после того, как он рассказал мне, что думает, будто моя мама предала его...

- Как ты предала меня, - пробормотал Фелипе, и она обратила на него полные смятения огромные карие глаза.

- Фелипе, ты думал, что я тебя предала? Какая жестокая ирония! История возвращается на круги своя...

Кольцо его рук сильнее сжалось вокруг нее.

- Истории не будет позволено вернуться на круги своя, потому что я никогда не отпущу тебя...

- Агустин ни за что не разрешит... Фелипе громко расхохотался.

- Он не может остановить нас, querida. Я люблю тебя и намерен жениться на тебе, чтобы навсегда покончить с этой нервотрепкой.

- Но Бьянка...

- Бьянка никогда ничего не значила для меня, Джемма. Да как ты могла такое подумать?

- Ты сам сказал, что она была большей частью твоей жизни, чем я.

- Только в смысле времени. Будучи родственниками, мы просто чаще встречались, вот и все. Никогда в жизни я не собирался жениться на ней, что бы там ни говорил Агустин.

- Но ведь ты был в бешенстве, когда думал, что Майк ее соблазняет.

- Только потому, что я думал, что он обманывает Кристину.

- О.., но.., ты использовал ее, чтобы мучить меня...

Он не позволил ей закончить, наклонился ниже и, глядя ей в лицо, произнес:

- Любовь может быть страшно разрушительной, дорогая. Я был до такой степени одержим тобой, что почти ненавидел - звучит дико, но это правда. Я натравил на тебя Бьянку, потому что хотел, чтобы ты страдала так же, как страдал я.

- Тогда ты прежде всего должен был бы верить, что я очень люблю тебя. Иначе ты не мог бы надеяться на мои страдания.

- Я знал, что в Лондоне мы были искренни, но думал, что с тех пор что-то изменило твои чувства ко мне. И я захотел возродить нашу страсть - а потом разрушить ее, для обоих. Но после той ночи любви здесь я стал надеяться, молиться... Я думал, что ты любишь меня, жаждешь меня. Я знал, что моя любовь к тебе всегда была жива, а потом приехал Агустин с Бьянкой...

- А я думала, ты сделал это нарочно, чтобы добавить еще больше к моим пыткам... После того скандала за ужином я узнала, что ты сын Агустина, мне сказала Мария, только она не уточнила, что ты приемный сын, и...

Он потерся губами о ее губы.

- И ты решила, что занималась любовью с единокровным братом?.. - (Джемма отвернулась от него и закусила дрожащую губу.) - Джемма, - жарко выдохнул Фелипе, и тревожная морщинка перерезала его лоб, - все позади. Тебе нечего стыдиться.

Ее глаза округлились, в них заблестели слезы.

- Нет, Фелипе, - задохнулась она от горестного стона. - Понимаешь.., даже.., даже когда я думала, что мы с тобой родственники.., я.., все равно любила тебя.., все равно хотела...

Фелипе на мгновение окаменел.

- И если бы я продолжал домогаться тебя.., ты боялась, что позволила бы этому произойти?

- Конечно! - зарыдала она. - Я не знала, смогу ли я удержать тебя...

- Но ты это сделала, глупышка, - настаивал Фелипе, стиснув ее плечи. Неужели ты не понимаешь, что сделала это? В душе, Джемма, я мог бы взять тебя, и потом, когда я сдернул полотенце, чтобы подразнить, мне было так легко взять тебя...

- Но ты не стал! - напомнила Джемма. - Потому что ненавидел меня.

- Нет, я тебя не ненавидел. Я любил тебя больше, чем когда-либо, и не овладел тобой только потому, что ты меня останавливала. Я видел этот запрет в твоих глазах, я видел в них страх. Для меня это было что-то новое, и я решил, что сам добился этого, своей дикой пыткой и местью. Видишь, Джемма, ты меня остановила...