Натали Фокс: Ты будешь страдать, дорогая

- Лучше бы ты так и сделал! - вскрикнула она. - Еще полгода назад, тогда я не страдала бы так долго! Ты вызвал меня сюда, Фелипе, чтобы измучить - и ты этого добился - больше, чем в состоянии представить. Агустин действительно мой отец. Я дитя любви - его и Исобель Вильерс, той женщины, для которой он построил студию.., и.., и как будто этого недостаточно для мук, я обнаружила, что ты его сын.., что я любила собственного брата.., занималась любовью с собственным братом.

В этот миг она готова была поверить, что он ее все-таки убьет. Он набросился на нее, сверкая глазами от ярости, которую вызвало ее сбивчивое признание. Она попыталась вскочить на ноги, но он вцепился ей в лодыжку и одним мощным рывком бросил на сено рядом с собой. Она лежала, онемев от страха, а он сел на нее верхом и поднял ее руки над головой.

- Что за бред ты несешь? - во всю мощь своего голоса взревел он.

Джемма беспомощно дернулась под его телом.

- Это правда! - выпалила она. - Я сама не знала, пока не получила этот заказ. Агустин действительно мой отец...

- И ты думала, что я твой брат.., и ты позволила мне заниматься с тобой любовью!

- Я не знала, что ты приемный сын.., я не знала до тех пор...

- До каких? - вскипел Фелипе, и Джемма догадалась, что за мысли проносятся сейчас в его смятенном мозгу.

- Ты негодяй! - выпалила она.

- Ответь! Наша ночь любви - она случилась до или после того, как ты узнала, что я не брат тебе?

Джемма изо всей силы ударила его коленом. На долю секунды он потерял равновесие, и она смогла освободить руки, чтобы попытаться спихнуть его с себя. Легче сдвинуть гору. Она не могла сражаться с ним физически, но в словах ее было достаточно силы.

- Ни то, ни другое, ты.., ты извращенец - и разве ты не считаешь ее ночью мучений, а не любви?

- Мне известно, чем была эта ночь, а вот как, насчет тебя, радость моя? Ты можешь хоть представить себе, какие муки ты сейчас заставляешь меня испытывать?

- Ха, капля в море по сравнению с тем, что пришлось испытать мне. Нет, Фелипе, я не занималась любовью с тобой той ночью, зная, что совершаю.., совершаю инцест. Я вообще тогда не знала, что ты сын Агустина - родной ли, приемный ли, и мне плевать, веришь ты или нет, потому что я ненавижу тебя!

- Dios nuo! - произнес он на выдохе - таком глубоком, что Джемме он показался предсмертным. Потом он схватил ее в объятия, приподнял, зарылся лицом в ее мокрые волосы. - Я сделал такое с тобой, - застонал он. - Боже милосердный, Джемма, чем я могу искупить вину, ты простишь меня хоть когда-нибудь?

Она прижала его к себе, не замечая, что потоки слез смешиваются с каплями, стекающими с волос на щеки, и их дрожащие, промокшие тела слились в одно в липкой духоте конюшни.

- Фелипе, - вскрикнула она, и в этом крике отразилось все ее отчаяние.

Он не отпускал ее очень долго, сердца их бились совсем рядом, и только дождь эхом отзывался на этот ритм в наступившей после грозы тишине.

Джемма шевельнулась первой. Неуверенно, потому что все еще боялась - не его, а самое себя. Она столько страдала, и боль еще не ушла из нее. Стыд, вина оставили в ней свой след, и ей никогда не освободиться от горькой памяти о них.

- Мне нужно все тебе рассказать, Фелипе, - хрипло шепнула она. - О маме и Агустине...

- И о нас, Джемма, - настойчиво добавил он. - Мы должны поговорить о нас, мы должны прекратить пытки друг друга...

Она чуть-чуть улыбнулась сквозь слезы.

- Я не знала, что тоже мучаю тебя.

- Ты даже не можешь себе представить - как! Лондон остался в прошлом, а потом ничего, просто смерть при жизни. Ни единого момента не проходило без того, чтобы я не травил себя мыслями, что ты меня не любишь.

- Я всегда любила тебя, Фелипе, и меня измучила боль, когда ты уехал. Теперь я знаю, почему ты улетел в Нью-Йорк; Агустин объяснил, что ты должен был подписать какие-то документы...

- Да, он вызвал нас обоих, причем потребовал немедленного возвращения. У меня не было возможности позвонить тебе до отъезда, а в Нью-Йорке все оказалось куда сложнее, чем я рассчитывал. Такие семейные совещания, как правило, всегда откладываются из-за более неотложных дел, но в тот момент Агустину вдруг понадобилось решить все и сразу. Компания у него довольно большая, а мы с Бьянкой - его семья... - Он смущенно затих, осознав, что выразился неточно.

Джемма теперь тоже входила в эту семью, но она ничего не сказала, как не сказала и о признании Бьянки в том, что это она заставила Агустина вызвать их в Нью-Йорк. Довольно проблем и резких слов, пора оставить прошлое в покое.