Джо Гудмэн - От всего сердца

- О Господи... - Беркли закрыла глаза, чтобы изгнать воспоминание о том, как "Олбани" покидает Сан-Франциско. Очертания корабля и его отражение в воде расплылись, словно подернутые туманной пеленой. Беркли жалела о погибших людях. Только двое не вызывали у нее жалости - тот, кто был ее отчимом и мужем, и молочный брат. Она упрекнула себя за то, что, услышав об их гибели, испытала огромное облегчение.

- Значит, Андерсон уже не мог разносить свою ложь.

- Да. Его измышления умерли вместе с ним.

Беркли вдруг поняла, что Грей не меньше, чем она, опасался дальнейших действий Андерсона.

- Ты думал, он расскажет о нас Декеру и Джоанне?

- Конечно.

- Почему же не говорил мне об этом?

- Ты тоже молчала.

Беркли открыла глаза.

- Я ничуть не жалею о том, что он погиб. Смерть Гаррета тоже не опечалила меня.

- Ничего удивительного. - Грей провел пальцами по ее шелковистым волосам. Его ласка понемногу успокоила Беркли. - У меня то же самое. Андерсон намеревался разлучить нас, Гаррет тоже, хотя и по-своему. Они оба желали нам зла. И я не могу сожалеть о том, что им не удалось осуществить свои планы.

- Какая мрачная ирония судьбы? Андерсону было мало того, что он причинил нам такое горе своим рассказом перед отправлением корабля. Он заплатил "гусям", чтобы те разорили нас. Пожар...

- Разорили? - перебил Грей. - Андерсон надеялся, что мы погибнем в огне.

- Но получилось так, что ты вновь обрел свою прежнюю жизнь... и я тоже.

В те короткие мгновения, когда Грей висел над Портсмут-сквер, цепляясь за тлеющие локоны Реи, к нему вернулась память. Еще до того, как он упал на землю и погрузился во тьму, он понял, что почти весь рассказ Ан-дерсона тщательно продуманная ложь.

- Андерсон умер в блаженной уверенности, что добился всего, чего хотел.

- Жаль, что мы не сможем рассеять его заблуждение. Какое тяжелое разочарование испытал бы он тогда!

Грей негромко рассмеялся:

- Я и не подозревал, что ты такая мстительная. Надо иметь это в виду.

- Да уж. - Беркли нахмурилась. - А что ты рассказал о нем братьям?

- Только то, что им следовало знать. Я умолчал о разговоре перед отплытием "Олбани". Вместо этого сообщил, что ко мне вернулась память, и я уже давно понял, что Джеймс и Эвелин Денисоны - мои приемные родители.

Эти слова уже не ранили Грея так больно, как в ту минуту, когда он впервые услышал их одиннадцать лет назад. Тогда ему было двадцать, и известие это поразило его словно ударом грома. Казалось, все вокруг стали чужими - мать, отец, брат, даже он сам и любимая бабушка.

Вероятно, будь Грей старше или моложе, он воспринял бы это иначе. Но тогда Грей был не готов к такому повороту.

Со временем он поведал обо всем Беркли. Долгие дни и ночи, проведенные в постели, помогли ему разобраться в прошлом. Сломанная нога долго висела на растяжках с грузами. Два месяца назад с его руки сняли гипс, ребра постепенно срастались, и теперь, дыша, Грей не чувствовал боли. Потом начались ежедневные упражнения и массаж, порой приносившие мучительные страдания. Грей признавался, что его никак нельзя назвать благодарным и терпеливым пациентом.

Беркли стала его глазами, ушами и ногами. Она отстаивала его интересы, управляла отелем, но Грею казалось, что она почти не отходит от его постели. Потом Беркли родила дочь - здесь же, в соседней гардеробной, - и сразу после родов потребовала, чтобы ее перенесли в супружескую спаль-ню. Только тогда Грей впервые порадовался тому, что прикован к постели. Иначе врач ни за что не позволил бы ему делить кровать с женой. Она укладывала краснолицего и сморщенного, но такого прекрасного младенца ему на грудь, и Грей качал дочь на загипсованной руке.

По ночам Беркли слушала рассказы мужа о его юности в "Бью-Риваж", о том, как он узнал о своем происхождении.

Долгое время Грей не подозревал, что он чужой в поместье, хотя ему всегда было там неуютно. Порой его преследовало ощущение, что младший брат пользуется особым расположением родственников, но он относил это на счет своей ревности и пытался отделаться от этих мыслей. Гаррет получал больше, потому что требовал большего и в отличие от Грея никогда не задавался вопросом, есть ли у него на то право. Гаррет был ласковым, привязчивым ребенком, и все сошлись на том, что мальчики при внешнем сходстве разительно отличаются характерами.

О том, что между ним и Гарретом есть и иные различия, Грей узнал во время летних каникул, вернувшись в "Бью-Риваж" из Гарварда. Он не собирался подслушивать разговор родителей, но вдруг за дверью комнаты матери прозвучало его имя, и Грей словно прирос к полу, внезапно осознав, что и так уже услышал слишком много.