Эйлин Гудж - Чужие страсти

Плечи Джиллиан поникли.

— И куда на этот раз? — устало спросила она.

— В Габон.

— Ты должен извинить меня. В школе я прогуливала географию. И я даже понятия не имею, где находится этот чертов Габон, — сказала она.

— Это не то место, где тебе когда-нибудь захотелось бы побывать, — заверил ее Вон. — Но в тех краях это называется цивилизацией, так что в случае непредвиденных обстоятельств я всегда смогу рассчитывать на помощь.

— Это, конечно, успокаивает, — язвительно произнесла она.

— Эй, ты чего такая мрачная? Мне кажется, что к этому времени я и так уже предостаточно злоупотребил твоим гостеприимством. — Вон попытался как-то поднять ей настроение. — Только подумай: после моего отъезда все это помещение вновь будет безраздельно принадлежать тебе. И больше никаких мокрых полотенец на трубке душа, никаких напоминаний о том, чтобы я опускал сиденье в туалете.

Между ее нахмуренных бровей появилась тоненькая морщинка, а на глазах выступили невыплаканные слезы.

— Не нужно меня успокаивать. Я не ребенок, — с досадой произнесла Джиллиан. — Ты же знаешь, что я не хочу, чтобы ты уезжал.

Вон тяжело вздохнул.

— Джил…

— О, я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — продолжала она. — Ты думаешь, что, поскольку мы с тобой не спим вместе, тебе можно запросто свалить, ведь нет никаких ниточек, которые бы тебя удерживали. Но на самом деле, приятель, все это работает совершенно не так. У всего есть свои ниточки. И то, что ты для себя решил их не замечать, еще не значит, что их вообще не существует.

— Я могу остаться. Ты знаешь это. Не думай, я благодарен тебе за все, что ты для меня сделала. Но, Джил, мы с тобой оба знали, что этот день в конце концов настанет.

— Я никогда и не ожидала, что ты откажешься от своей карьеры. И я вовсе не этого хочу.

— Тогда чего же ты хочешь? — В голосе его появились нотки раздражения.

— Чего-то большего, чем дружеское ободряющее похлопывание по спине. — Какое-то мгновение она со слегка насмешливым выражением на лице рассматривала Вона, как будто пыталась что-то найти в нем. Но, видимо, так и не нашла, потому что вдруг резко подняла руки и крикнула: — Иди! Иди уже, слышишь? Иди, пакуй свои проклятые вещи! Может, я и правда буду рада видеть, как ты уезжаешь. Знаешь, Вон, ты иногда можешь достать получше любой занозы в заднице. По-настоящему достать.

— Я не говорю, что уезжаю прямо сейчас. — Вон потянулся к ней, чтобы положить ей руку на плечо, но она отпрянула и вздрогнула, словно на нее упала искра из-под пропановой горелки.

— Ладно, тогда я сама попрошу тебя уехать. Позволь мне по меньшей мере хотя бы это. Не вижу причин, почему мне нужно терпеть, наблюдая за тем, как ты отираешься здесь. Я больше не собираюсь делать вид, будто получаю удовольствие от растягивания этой пытки. — Она вытащила из переднего кармана своего рабочего комбинезона смятую салфетку и высморкалась в нее. — Ты всегда можешь остановиться у Абби. Почему бы и нет? Ты ведь уже спишь с ней.

Вон был захвачен врасплох. Откуда она узнала? Он ведь всячески старался быть осмотрительным.

Глядя на ошарашенное выражение его лица, Джиллиан фыркнула.

— Ох, эти мужики. Все вы одинаковые. Нет, я не находила под твоей кроватью чужие дамские трусики, если ты подумал об этом. Но у меня есть глаза, и я слышу, что говорит мне мой внутренний голос. Ты ее трахаешь, верно? — Это скорее было утверждением, чем вопросом.

Вон почувствовал, что в нем начинает подниматься злость. В принципе, он не обязан ничего объяснять ей. Он всегда был с Джиллиан честным, даже когда они с ней встречались, и никогда ничего не обещал, если не собирался держать свое слово.

— Было у нас с ней что-то или нет, к делу не относится, — холодно заявил он.

— А дело все в том, — она ткнула в него своим пальцем, — что ты любишь ее, а не меня. — Как только Джиллиан произнесла слова, остававшиеся невысказанными все эти долгие месяцы и стоявшие между ними, словно какой-то невидимый Рубикон, который никто из них не решался перейти, ее маленькое доброе лицо сморщилось. — Я все поняла. Я не дура. Я знала, что ты не любишь меня, но я все-таки надеялась… — И она разразилась сухими сдавленными рыданиями.

Вон обнял этот тугой, вздрагивающий узелок, в который превратилась сейчас его бывшая девушка, а в скором времени — еще и бывшая соседка по квартире. Он чувствовал себя предателем. Как бы Вон ни пытался оправдать себя, истина заключалась в том, что он эгоистично использовал ее, когда она была ему необходима, а теперь, когда от нее больше не было никакой пользы, без раздумий бросал. Джиллиан имела полное право злиться на него. И она была далеко не первая, кто именно так реагировал на подобные вещи, — он проходил этот путь и с другими женщинами, которых было слишком много, чтобы запомнить всех.