Барбара Картленд - Нищий лорд

- Анна, я не люблю молоко, - раздраженно сказала Фенелла.

- Вам оно пойдет на пользу, - заявила Анна, и Фенелла поняла, что ей действительно придется его выпить.

Она с любовью наблюдала, как старая горничная идет по лужайке к дому. Интересно, подумала она, скольких наказаний им с Периквином удалось избежать с помощью Анны, сколько раз она защитила их от родительского гнева. Фенелла была благодарна Периквину за то, что, когда она потеряла сознание, он додумался пробраться в ее комнату по черной лестнице и, уложив ее на кровать, позвать именно Анну.

При воспоминании о том, как они прятались в склепе и что она почувствовала, когда губы Периквина завладели ее губами, по телу Фенеллы проходила дрожь. Стоило ей только подумать об этом, и ее охватывало удивительное, ни на что не похожее ощущение, о существовании которого она даже не подозревала.

Она всегда считала, что поцелуй Периквина доставит ей огромное наслаждение, но ей и в голову не приходило, что при этом все ее существо будет трепетать, что внезапно в ней разгорится пламя, способное разбудить некую силу, столь неистовую, столь страстную, что Фенелла испугается ее.

- Как это было прекрасно! - шептала она, одновременно спрашивая себя, имел ли их поцелуй какое-то значение и для Периквина.

Ощутил ли он ту же волшебную силу, которая соединила их губы и околдовала их так, что они не могли шевельнуться? Знал ли он о существовании той магии, которая заставила ее подчиниться ему до такой степени, что она почувствовала, как отдает ему во власть не только губы, но сердце и душу?

Но тут ее охватила горечь, так как она вспомнила, что Периквин любит Хетти. Она, наверное, сейчас испытывает те же чувства, что и Периквин, когда к нему было обращено красивое утонченное личико Хетти, когда он целовал ее изящные, похожие на розовые бутоны, губки.

"Как же я глупа, если могу хоть на минуту представить, будто что-то значу для него! - подумала Фенелла. - Разве можно сравнить меня с Хетти?"

Она слишком хорошо представляла, как выглядит в своих выношенных и блеклых платьях, с веснушками, обсыпавшими нос, с темно-рыжими волосами, беспорядочной гривой рассыпавшимися по ее голове вместо того, чтобы быть уложенными у модного парикмахера.

"Не будь дурой! - жестко приказала она себе. - Ты всего-навсего кузина Периквина, ты - девушка, к которой он очень привязан, но которую он считает ничем иным, как обыкновенным сорванцом, ребенком, которого он знал всю свою жизнь и которого он любит той же любовью, как любил бы свою сестру".

Сильная слабость и мысли о том, как далеки они духовно, несмотря на постоянное тесное общение, привели к тому, что на глаза навернулись слезы.

- Завтра я поеду в Прайори, - сказала себе Фенелла. - К тому времени спальня Периквина будет в полном беспорядке, а старый Барнс наверняка забудет погладить ему галстук. Миссис Бакл будет готовить ему одно и то же блюдо, потому что она всегда забывает о том, что делала накануне.

Она стала планировать, как встанет рано утром и отправится в путь прежде, чем Периквин выйдет из дому. Он имел обыкновение начинать день с того, что объезжал ремонтируемые фермы. Фенелла подозревала, что либо сегодня, либо завтра он вернется в Хеллингли, чтобы выяснить, в каком состоянии груз.

Было бы глупо на следующий день после их возвращения показаться в бухте. Наверняка, солдаты продолжают поиски, исследуя ту часть побережья и, возможно, расспрашивая господина Реншоу или тех, кого они смогли найти в деревне. Фенелла была уверена, что таможенники ничего не узнают, так как в течение войны нелегальной торговлей занимались все жители деревни, и они очень опасались превратиться в доносчиков. Ходили слухи об ужасающей жестокости контрабандистов по отношению к тем, кто выдавал их властям, и даже к тем, кто, испугавшись, сообщал, где спрятан груз.

Фенелла не сомневалась, что все, живущие в деревне и поблизости, гораздо сильнее боялись господина Реншоу и контрабандистов, чем солдат.

И в то же время Периквину было опасно появляться на берегу. Фенелла надеялась, что у него хватит осторожности держаться подальше.

Анна сообщила ей, что вчера и позавчера заезжал Периквин, чтобы справиться о ее состоянии. Но мама не разрешила ему заходить в спальню дочери.

Это было своего рода запоздалой попыткой госпожи Ламберт соблюсти правила приличия. Однако это дало Фенелле возможность понять, что ее родители наконец осознали: у них взрослая дочь.

- Анна, я хочу видеть лорда Корбери, - сказала она старой горничной.