Маргарита Кармин - Царица снов

— Благодарю тебя, Фанни. Со старой жизнью покончено, теперь я начинаю новую: такую, какая должна была быть у меня. Ведь я всего-навсего дочь мельника. Как только я устроюсь на работу и заработаю достаточно денег, я сразу же верну тебе твой щедрый дар.

Нанси накормила меня и оставила ночевать в своей комнате, а на следующий день я перешла в дом Альфреда. Меня приняли радушно. Я была счастлива необычайно, когда старые мистер и миссис Темпль обняли и расцеловали меня. С миссис Каролиной Темпль, матушкой Фреда, мы мгновенно подружились и завели оживленную беседу. Я была просто очарована ею и сразу же почувствовала к ней душевную привязанность.

Думаете, мне было жаль уходить от тетки, возвращаясь от праздной жизни к обыденным заботам бедности? Ничуть! А может, вы считаете, что я собиралась жить у этих милых добрых людей на правах госпожи (хотя, может быть, и гонимой)? Вы вновь неправы! У меня был план: я буду зарабатывать шитьем. Эти люди только дали Фреду и мне небольшую сумму, чтобы переехать в Лондон и, в ожидании первых заказов, приобрести жилье и все самое необходимое. Я ушла от унижений, которые терпела у тетки; вместо того, чтобы вновь и вновь выносить хмурые взгляды и упреки, я шла к новой жизни и должна была быть счастливой. Я получила хорошее воспитание, и оно помогло мне в дальнейшем. У меня был неплохой вкус, я умела проворно шить и вышивать, и я должна была жить прекрасно. Я не жалела о том, что ушла от роскоши балов и гостиных, от светской чопорной жизни. Я ничего не потеряла, ничем не пожертвовала. У меня осталась моя неизменная страсть к независимости, которая была мне дороже всех сокровищ мира. Я нисколько не была огорчена, ибо знала, что сумею устроить свою судьбу. У меня остались мои клубки шелка, книги, карандаши, мой рояль — подарок дяди, но все это лишь помогало мне в дальнейшем.

К тому же, избегая навязанного мне замужества, я шла навстречу счастью. Передо мной был долгий путь, по которому я должна была пройти рука об руку С любимым; счастье звало меня к себе. Отчего и ради чего я должна отказывать себе в удовольствии, в блаженстве?

Я стала женой Альфреда. Ровно через неделю после моего ухода из дома тетки состоялась наша свадьба. Сомневаюсь, что смогу передать его взгляд, обращенный на меня, когда он подводил меня к алтарю. Я знала, я чувствовала, что он любит меня: и я не ошибалась. На нашей свадьбе присутствовали большинство слуг Мисфизенсхолла; ведь это именно они собрали деньги и преподнесли мне свадебный подарок — мое подвенечное платье. Моя жизнь только начиналась для меня… Я думаю, не стоит говорить, насколько счастлива я была рядом с мужем. Наши интересы во многом сходились, свое сердце, свою любовь, свою волю я отдала ему, любимому человеку.

Мои страдания кончились, и началась милая сердцу спокойная жизнь. Спокойная? Судите сами! Для того, чтобы описать мою дальнейшую жизнь, придется измарать еще немало бумаги. И если вам, дорогой читатель, хочется узнать, что испытала я в дальнейшем, переверните лист и читайте дальше.

Конец первой части

Ряд небольших лавок, мелочных и галантерейных, выстроившихся под открытым небом, начинался почти у самой церкви и доходил до старой харчевни. Будки лавок стояли вдоль улицы, которую ее жители называли Альтена, на пути в небольшой переулок, за которым начиналась стена усадьбы (хотя то были всего лишь городской господский дом и сад) Эбнера Уилкса, аристократа средней руки. Большинство лавок освещалось свечами, которые бросали слабый отблеск на мостовую. А так как на улице не было иного освещения и по ночам царил полный мрак, это было единственным источником света для запоздалых прохожих.

Будка напротив двери харчевни торговала батистом, шелком, пряжками, лентами, всякими не слишком изысканными украшениями. Она тут была одной из богатых, и хозяйка считалась одной из дам местного общества. Из кабачка доносился заурядный мотивчик какой-то уличной песенки, то и дело слышались визг и смех женщин, пьяные крики мужчин. Это было здесь делом привычным, и никто не обращал внимания на столь бурные эмоции. Даже полицейские, что мирно прогуливались неподалеку от харчевни. Такое повторялось каждый день, и они вовсе не считали это нарушением правил законного порядка, за которым они были поставлены следить. Лишь иногда черноволосый капитан с одутловатым лицом — некто Гарви Бартли, начальник небольшого отряда из трех полицейских, включая его самого, — бросал в сторону двери скучающие взгляды. Возможно, он и сам бы охотно присоединился к пьяным гулякам, разделил бы с ними веселье в теплой (гораздо более теплой, чем сырая улица!) обстановке, но… пост! Пост, на котором он ныне находился, не позволял ему отвлекаться.