— Подписывай! — приказала она.
Я подписала.
Многие бумаги были подписаны, но не все. На некоторых документах, лежащих на столе коменданта, стояло его полное имя: Максимилиан фон Вальтер. На других — только фамилия в самом низу: Фон Вальтер. «Ф» и «В» были выписаны одинаково четко и крупно, зато остальные буквы выглядели совсем неразборчиво. Однако на большей части бумаг его подпись вовсе отсутствовала. В нижнем углу листа стояло лишь одно большое угловатое «К» — начальная буква слова «Комендант».
Я села за стол и стала рассматривать бумаги, которые он оставил поверх стола. Каждый раз, выходя из кабинета, комендант убирал бумаги, над которыми работал, в средний ящик стола и запирал на ключ. Ключ же он носил с собой на цепочке в кармане. Поднимаясь из-за стола, я легонько потянула на себя средний ящик, хотя была абсолютно уверена, что он, как всегда, на запоре.
Как ни странно, на сей раз ящик оказался не заперт.
Чувствуя, как бешено колотится у меня сердце, я выдвинула ящик и заглянула внутрь. Там лежали именные бланки коменданта, исписанные его рукой. Затаив дыхание, я протянула руку, приподняла краешек первого листа и прочитала: «Колыбельная для Клауса». Лист выпал из моей руки.
Я задвинула ящик и бросилась в свой угол.
— Что это у тебя все валится из рук, Ханна? — укоризненно заметил отец, войдя в комнату. — Ты их испачкаешь.
— Впредь я буду осторожнее, — вздохнула мама и развернула небольшой сверток.
Я с шумом захлопнула дверь.
— Я не стану даже смотреть на них, — заявила я. — И не пытайтесь меня заставить.
— Посмотри, они вовсе не желтые, — увещевала меня мама.
— Я не стану ее носить!
Отец пожал плечами:
— Ничего не поделаешь, придется. Таков закон.
— Посмотри же, это белая нарукавная повязка с синей звездой.
— Мне все равно, как она выглядит. Я и не подумаю ее надевать. Мы приехали сюда, спасаясь от немцев.
— Немцы нас догнали, — сокрушенно сказал отец.
— Значит, нужно ехать вместе с дядей Яковом. В Америку, — сказала я, оттолкнув мамины руки, когда она попыталась надеть на меня повязку.
— В Америку? — спросила мама. — Но ведь ты не знаешь их языка.
Печальный взгляд отца остановился на мне.
— Мы слишком стары для этого, дочка. Нового путешествия я попросту не вынесу.
— Это всего лишь повязка. Зачем нарываться на неприятности? — снова попыталась вразумить меня мама.
— Тебе грозят крупные неприятности! — воскликнул мой двоюродный братишка Лева, вбежав в комнату. — Они, того и гляди, придут за тобой.
— Гестапо? — спросила я, вставая.
— Да.
— О Боже! — воскликнула мама, заламывая руки.
— Мы просили тебя уехать с дядей Яковом, — причитала мама. — Мы умоляли тебя ехать без нас.
Я взяла свою тарелку, переложила на нее еду из тарелки родителей и вместе с приборами сунула в буфет. Потом стала надевать пальто.
— Куда ты? — встрепенулся отец.
— Что ты собираешься делать? — заволновалась мама.
— Вы меня не видели, — сказала я и поцеловала их обоих в щеку. — Вы понятия не имеете, где я. Вы не знаете, жива ли я вообще.
— Самуил? — воскликнула мама, и отец взял ее за руку.
— Что ты намерена делать? — спросил он.
— Не волнуйтесь. Вы меня не видели.
Лева обмотал голову черным шарфом. Он подал мне такой же, и я спрятала под ним волосы и нижнюю часть лица. Лева открыл дверь. Мама заплакала, протягивая ко мне руки. Отец окликнул меня. Не оглядываясь, я закрыла за собой дверь.
… Я не оглядывалась на кровать. И не смотрела на пистолет. Мне не нужно было на него смотреть. Я знала каждую его деталь. Каждый изгиб. Каждый желобок. Мне просто хотелось подержать его в руках. В темноте я подошла к комоду с выдвинутым нижним ящиком, в котором под ворохом ночных сорочек хранился пистолет. Давид спал.
Пистолет был холодный и тяжелый. Я вытянула руку и нацелилась в темноту. Разумеется, я умела им пользоваться. Я закрыла глаза и прижала пистолет к щеке. Я потерлась щекой о прохладную сталь. Она стала теплой. Пистолет был, как всегда, заряжен.
Я осторожно положила его обратно в ящик и прикрыла сверху сорочкой. Я задвинула ящик и легла в кровать рядом с Давидом, стараясь не задеть его. Мне не хотелось его будить. Я натянула одеяло до самого подбородка. В ту ночь я почти не спала. Один раз Давид вскрикнул во сне.
В доме было тихо — все спали. Последние три недели комендант не спускался в кабинет по ночам. В лагере жизнь шла своим чередом. Печи работали исправно. Из труб непрестанно валил дым. Поезда прибывали строго по расписанию. Охранники и зондеркоманда делали свое дело и держали рты на запоре. Дети коменданта целыми днями играли в саду, а его жена, готовя по утрам завтрак, напевала. Они уже не ссорились по ночам, и она больше не плакала. Комендант снова бросил курить и значительно реже прикладывался к бутылке. Его перестала мучить бессонница.
Читать дальше