Джоанна Линдсей - Тревоги любви

Розлинн быстро прошла к одной из открытых дверей и вырвалась наружу, на террасу. Свет из окон бального зала падал на прелестный, освещенный луной сад. Перед Розлинн расстилалась большая лужайка, в самом потаенном уголке которой она увидела каменную террасу. Там, слава Богу, никого не было. Она еще раз оглянулась, чтобы удостовериться в том, что ее исчезновение никого не переполошило в зале. Чуть приоткрыв дверь, Розлинн увидела, как неуклюжий лорд пригласил кого-то на танец. И Розлинн поздравила себя: теперь ее ноги были спасены. Как раньше она не подумала о том, что можно выйти в сад?! Свежий ветер принес ей успокоение, и все тревожные и неясные мысли стали не то что понятнее, но как-то отдалились и перестали волновать. Она с радостью отдавалась этим нескольким минутам одиночества - чтобы забыться и ни о чем не думать, позволить своей душе унестись вдаль на нежных волнах вальса, лившихся к ней сюда, в сад из зала.

Мягкий золотистый свет из окон и открытых дверей рассек на ровные квадраты к каменную террасу, и волнующий таинственный и влажный сад. Тут, на террасе были разбросаны несколько кресел, стол. Но они были слишком заметны и Розлинн мудро обошла их.

В скрытом от посторонних глаз уголке террасы Розлинн увидела скамью под вьющимися ветвями деревьев, низко опущенных к земле. Свет от дома и лунная дорожка не трогали эту скамейку; она, казалось, была в глубине мрака, заслонялась этим мраком, оберегала свое одиночество. Кроны деревьев не давали лунному свету открыть эту тайную скамейку. Как замечательно! Она сможет поднять ноги на скамейку и отдохнуть. Розлинн уже предвкушала момент, но перед ней встало еще одно препятствие: скамья и вожделенная тень находились в нескольких футах от Розлинн, а эти футы земли были ярко освещены, и кто-нибудь, случайно остановившись у окна, мог, не напрягая зрения, увидеть ее, бегущей в это укрытие. Секунду она колебалась - в конце концов, это действительно абсурдная затея, но Розлинн быстро поняла, как ей необходимы несколько минут передышки.

Внезапно она почувствовала, как кровь стынет в жилах. Скамейка, этот достигаемый рай, ее скамейка, была уже кем-то занята. Она так разозлилась, что не заметила, как остановилась в самом освещенном месте сада и не сводила глаз со смутного очертания, кажется, мужской ноги в черной брючине. Другая нога, была, вероятно, закинута на скамью. Человек сидел в той позе, в которой мгновение назад мечтала замереть она сама. Розлинн взглянула, тщательно изучая согнутую в колене ногу, затем перевела глаза выше, увидела бедро, полусогнутый корпус незнакомца, и поняла: ему, несомненно, было очень удобно. Потом она разглядела предплечье и руки, охватившие колено, расслабленные пальцы, длинные и изящные - все эти детали были хорошо видны лишь потому, что контрастировали с черными брюками этого человека. Затем Розлинн увидела усталую спину, склоненную вперед и расслабленные широкие плечи. Но лицо было плохо видно, тень падала так, что черты лица были почти неразличимы.

Незнакомца скрывал полумрак. Розлинн, напротив, была вся как на ладони в потоке света, исходящем из дома. Он, видно, видел и все ее дурацкие маневры, когда она наблюдала за лордом Бредли, как ребенок, играющий в прятки. Он может поднять ее на смех! Но он пока молчал, даже не шевельнулся ни разу. Он просто смотрел на нее. Ее щеки залились краской стыда. Ее злость усиливалась тем, что он не проронил ни слова, хотя мог бы облегчить ее положение, сказав, например, что только что заметил ее, как должен бы сделать джентльмен на его месте в подобном случае. У Розлинн возникло желание убежать отсюда, но отступать, не узнав, кто он такой, а потом, встречая других мужчин, опасаться что кто-то из них про себя смеется над ней - это уж слишком! И если он сам не назовется, она готова была даже, пожалуй, вытащить его на свет - настолько она была сердита. Но тут в комнатах наверху зажегся свет и луч просочился сквозь крону деревьев. Лицо мужчины высветилось совершенно четко.

Розлинн была не готова к этому. У нее даже перехватило дыхание. На несколько мучительно длинных для Розлинн мгновений ее разум помутнился, и если бы у нее спросили в этот момент, как ее зовут, она бы ни за что не вспомнила.

Его полные губы были приподняты в уголках, сильная, надменная линия скул была отчетливо различима для Розлинн. Нос был острый и гордый, как у орла. Кожа - смуглая, оттененная черными как смоль волосами, обрамлявшими его лицо. Его глаза - Боже, спаси невинных девушек от этих глаз! - они были наичистейшего голубого цвета и обнажали душу. Экзотичные, понимающие, гипнотизирующие, в обрамлении черных ресниц и стремительных лучей-бровей, эти глаза оценивали, изучали, но они были наполнены теплым чувством, слишком теплым. Она ощутила слабость, как от недостатка воздуха. И она глубоко вздохнула. Это вывело ее из шока, она начала дышать глубоко и медленно.