Эдвина Марк - Юная грешница

- Вы немного запутались. Я не о вашем приятеле, - он улыбнулся. - Я не думал, что дочь президента банка может смущаться. Ваш отец самый.., несмущаемый человек.

Итак, незнакомец знал, кто мой отчим.

- Он мне не родной отец, - сказала я. - Мой родной отец давно умер.

Мужчина с интересом посмотрел на меня. Я хотела поговорить с ним и знала, что должна быть осторожной. А в ответ могла получить только такую же осторожность и безличную грусть. Тут вернулся Тони и принес нашу кока-колу. Он поставил бутылку и бокал перед Жозефом, а мой бокал демонстративно наполнил. Мой спутник ничего не сказал, даже не подал вида, что заметил небрежное отношение официанта. Но две складки от уголков его рта, спускавшиеся к подбородку, стали глубже. Я наклонилась и уверенно поменяла наши бокалы. Джозеф поднял глаза.

- Почему вы сделали это?

- Не знаю, - смущенно отозвалась я. Но на самом деле я знала, чувствовала, что этот стройный сорокалетний мужчина с мягким голосом заслужил немного нежности - хотя бы малейшего ее проявления - в жизни, которая ничего ему не дала. Ему требовалось сочувствие. Я хотела, чтобы он выпил бокал, наполненный официантом.

- Вы часто приходите сюда?

- Я здесь впервые. Ехал домой и увидел огни, - Жозеф развел руки в стороны жестом одинокого человека. Они были у него тонкие, с изящными, почти женскими пальцами, и лежали на скатерти, словно маленькие прозрачные креветки.

- Вы живете здесь.., в Моронвилле? - вопрос вырвался у меня неожиданно.

- В Моронвилле?

- Так ребята называют Ширфул Вистас, - пояснила я. - Это ничего не значит.

- Да. Я живу здесь, - Жозеф посмотрел на меня. - Я даже работаю на металлургическом заводе.

Почему-то я не могла представить его рабочим. Тонкие пальцы, стройное тело, круглые плечи, усталое лицо и, главное, этот голос, как бархат, вьющийся вокруг меня, согревающий каждым мягким, чистым словом. Я и не подозревала, как мне было необходимо слышать хороший английский.

Забавно, что до встречи с Жозефом мне никогда не доводилось сталкиваться с приличным американским языком, незасоренным местным жаргоном. Голос моего нового знакомого звучал легко, прозрачно.

Джозеф мог бы работать диктором.., но на хорошей радиостанции, а не на одной из тех, которые вещают на нас из Манхэттена.

Я попыталась мысленно увидеть Жозефа на заводе, но бросила эту затею. Невозможно было представить его обнаженным по пояс, питающим огненную утробу монстра, или даже работающим на одном из кранов, дергающим рычаги и поднимающим ковш с расплавленным металлом. Видимо, он понял, что происходило в моей голове, потому что опять улыбнулся своей особой улыбкой.

- Я работаю не на самом заводе, - пояснил Жозеф. - Я бухгалтер. Клерк в отделе зарплаты.

Это было более подходящее для него занятие, хотя я все равно не могла понять, почему такой образованный человек должен выполнять подобную работу (как я выяснила, заработная плата бухгалтера была гораздо меньше, чем у рабочего).

Я ничего не сказала, только отхлебнула ставшей уже теплой кока-колы и посмотрела на Жозефа.

Импульс шел постепенно, но он рос, расширялся, пока не заполнил меня, нерациональный, побуждающий, и я не знала, что с ним делать, откуда он взялся. Ощущение напоминало щекотку, и мне очень хотелось почесаться.

Я положила свою ладонь на правую руку Жозефа, лежащую на покрытом скатертью столике, и стала держаться за нее, испытывая непонятное облегчение. Что-то полыхало внутри меня, и я могла закричать, но легко, без страдания.

Жозеф не убрал свою руку. Наверное, я умерла бы, если бы он сделал это, потому что это была глупость, противоречащая всему, чему меня учили. Словно кто-то посторонний вселился в мое тело, а я смотрела со стороны и с небольшим испугом наблюдала, что случится дальше.

А дальше случилось то, что большой палец Жозефа стал поглаживать тыльную сторону моей ладони, очень осторожно, по-дружески, и по какой-то причине этот маленький жест отодвинул все на задний план, и жизнь опять стала прекрасной.

Наступила долгая пауза. Из музыкального автомата послышалась новая мелодия, приятный вальс. Мы встали, вместе вышли на площадку и начали танцевать.

Жозеф осторожно держал меня на приличном расстоянии от себя.

Я не обращала на это внимания. Так было лучше. Он танцевал очень хорошо, приятно, с новым для меня самообладанием и улыбался мне.

- Я не танцевал уже лет десять, - наконец проговорил Жозеф. - Это все равно что танцевать с дочерью.., если бы у меня была дочь. Но она не выглядела бы такой симпатичной, как вы.